Воспоминания о моей жизни - [63]

Неестественность принятого решения вызвала и неуклонное облическое базирование 11-й армии. Ядро тыловых управлений оставалось в Кременце, скорее ближе к правому флангу фронта, а собственно оперативная часть переехала перед боем в Тарнополь и Озерну – за крайний левый фланг. Сообщения шли, таким образом, в ближайшем тылу, почти параллельно фронту армии.

На перемену разграничительных линий и базирования 11-й и 7-й армий времени было достаточно, мы готовились к наступлению и мололи в штабных стратегических мельницах все связанные с ним вопросы целый месяц. Как увидим дальше, 11-я армия была поставлена в особо тяжелое положение, когда разразился контрудар противника, именно вследствие этих условий базирования.

Если бы неприятель тогда стал развивать свой успех не в южном направлении – на Тарнополь и еще южнее, во фланг 7-й армии, а в северном – на Броды и Кременец, положение 11-й армии сделалось бы катастрофическим. Она могла быть разрезана на две части и отброшена от своих тылов.

Как бы то ни было, мы готовились к наступлению своим левым флангом, согласно директивам штаба фронта (Гутор – Духонин), с чрезвычайным усердием. В тактическом отношении обдумывалась каждая мелочь.

К сожалению, у меня нет под рукой верстовой карты районов атаки, которая помогла бы припомнить некоторые характерные подробности. Без них приходится ограничиваться самыми общими чертами.

Были выбраны три предмета действий по линии неприятельской укрепленной полосы, в секторе западнее села Озерна: на правом фланге – город Збараж, в центре – открытое волнистое пространство, в котором по гребню высот тянулись австрийские окопы; на левом фланге – район села Конюхи. Здесь противник укрепился по окраине деревни и по опушке леса – за нею и в стороне. Опять надо было атаковать нелюбимый местный предмет – лес!

На всех трех участках мы располагали довольно удобными подступами, благодаря складкам местности. Эти подступы являлись естественными ходами сообщений для маневрирования резервов. Соображения эти послужили, между прочим, к выбору фронта атаки.

Естественные подступы были усилены и искусственными окопами для резервов параллельно фронту и поперек.

Особенное внимание было обращено на разработку артиллерийского огня. Вопрос этот поручили полковнику Кирею, выдвинувшемуся по этой части с 1916 года и составившему себе прочное имя. Это был еще совсем молодой человек, артиллерист, но и с образованием Военной академии, давшим ему широкий тактический кругозор. Он увлекался своим делом, поражал своей неутомимостью и был вездесущим. Работать с ним было очень приятно и полезно.

Кирей водил Эрдели и меня по окопам и наблюдательным пунктам, показывал противника в перископную трубу «в натуральную величину» и строил общий план артиллерийской атаки.

Проволочные заграждения, пулеметные гнезда, опорные пункты и все линии окопов неприятеля в глубину были систематически сфотографированы с воздуха, и мы имели вполне удовлетворительные планы позиций, которые предстояло разрушить и штурмовать. Позиции эти были сильны и обладали хорошим обстрелом.

Были приняты все меры, чтобы скрыть наши приготовления и обеспечить таким образом внезапность нападения.

В смысле числа сосредоточенных для атаки сил удалось достигнуть арифметического превосходства; в пехоте, вероятно, без малого вдвое.

Но поправкой к арифметике в пользу наших противников было то, что они не справляли, как мы, праздник революции!

Для производства прорыва на выбранном участке назначили два корпуса, которые считались более надежными: 6-й, им раньше командовал Гутор, а еще раньше, в 1915 году, Гурко, и 49-й, генерала Селивачева. Но по числу дивизий эти два корпуса представляли величину, превышавшую штатную силу, так как 6-й корпус получил две дополнительные дивизии и состоял из 5 дивизий вместо трех (а именно: 4-я, 16-я, 2-я Финляндская стрелковая и второочередные 151-я и 152-я). Целью такого усиления было получить в наше распоряжение больше артиллерии и резервов для развития удара. Эшелонированный в глубину на узком фронте 6-й корпус, нацеленный на Конюхи и правее, мог представить из себя достаточно веский молот.

49-й корпус, кроме своих двух Финляндских стрелковых дивизий (4-й и 6-й) и 82-й второочередной, получил отдельную бригаду, только что сформированную из чехословаков, в разное время передавшихся нам или взятых в плен. Бригадой командовал полковник Троянов. Чехословаки, державшие себя в стороне от русской революции, являлись едва ли не самой дисциплинированной частью на нашем фронте.

Таким образом, для удара было всего назначено 9 дивизий (считая крепкую «братскую» бригаду за дивизию).

Не помню, кто командовал 6-м корпусом, но командира 49-го забыть трудно. Это был генерал Селивачев, составивший себе вообще, а в те смутные дни в особенности, славу ловкого, толкового и энергичного начальника. Небольшого роста, худой, с необыкновенно длинным лицом, в усах и бороде, точно из-под кисти El Greco, и с еще более длинным лысым черепом, возвышавшимся в форме цилиндра, Селивачев обращал на себя внимание. Голова эта сослужила плохую службу Селивачеву в Академии Генерального штаба: учился он очень хорошо, а в Генеральный штаб его не выпустили. Сказали: «Нельзя с таким природным цилиндром, над которым будут шутить!»