Воспоминания о Ленине - [13]

Теперь вы должны в Германии в качестве единой твёрдой партии постараться провести одобренную нами тактику. Так называемый “мирный договор”, который заключён Между вами и который мы кое-как склеили, сам по себе не может служить твёрдой базой для этого. Это будет самообманом, если вы слева и справа не будете воодушевлены искренним и честным стремлением действовать как единая партия на основе ясной и определённой политической линии. Вы должны, несмотря на всё ваше нежелание и нерасположение, безусловно войти в ЦК партии. И вы не должны больше оттуда убегать, даже если вам лично покажется, что вы имеете на это право или что вы даже обязаны это сделать. У вас нет никакого права, кроме права в тяжёлое время служить партии и пролетариату. Ваш долг теперь сохранить партию. Я делаю вас персонально ответственной за то, чтобы в партии не произошло никакого раскола. В самом крайнем случае допустимо лишь отделение какой-нибудь небольшой группы. Вы должны быть строгой с молодыми товарищами, не имеющими ещё глубокой теоретической подготовки и большого практического опыта, и в то же время вы должны проявить по отношению к ним много терпения.

Тут я прервала “наставления” Ленина удивлённым вопросом: “Имеются ли у вас какие-либо подозрения на этот счёт?” Мой наставник рассмеялся: “Нет, но у меня есть опыт”.Затем он продолжал:

— Особенно важно, чтобы вы собрали вокруг нашего знамени давних товарищей, которые уже имеют заслуги перед рабочим движением. Я имею в виду таких товарищей, как Адольф Гофман, Фриц Гейер, Дауминг, Фриз и др. И в отношении к ним вам придётся проявить терпение, не объявлять сейчас же, что “чистоте коммунизма” угрожает опасность, если когда-нибудь случится, что им не удастся точно и чётко формулировать свою коммунистическую мысль. Эти товарищи проникнуты самым твёрдым намерением стать хорошими коммунистами, и вы должны помочь им стать такими. Вполне понятно, что вы не должны делать никаких уступок пережиткам реформистских теорий. Реформизм не должен нам доставляться контрабандой под каким-нибудь фальшивым флагом. Но вы должны поставить таких товарищей в соответствующие условия, чтобы они не могли говорить и действовать иначе, как коммунисты. Может быть, и даже вероятно, вам, несмотря на это, придётся пережить иногда те или другие разочарования. Если вам случится утерять одного товарища, который “свихнётся”, то вы, действуя твердо и умно, сумеете сохранить двух, трёх, десять товарищей, которые одновременно с ним пришли к вам и сделались настоящими коммунистами. Такие товарищи, как Адольф Гофман, Дауминг и т. д., приносят с собой в партию опыт и известную осведомлённость. Они, прежде всего, живые звенья, связывающие партию с широкими рабочими массами, доверием коих они пользуются. Всё дело в массах. Мы не должны их запугивать ни “глупостями слева”, ни “страхами справа”. И мы завоюем массы, если и в большом и в малом станем действовать как твердокаменные коммунисты. Вам в Германии предстоит сейчас выдержать экзамен по тактике завоевания масс. Не приносите нам разочарований, и пусть первым вашим шагом в этом направлении не будет раскол партии. Нужно, Клара, всегда думать о массах, и тогда вы совершите революцию, как мы её совершили с массами и через массы.

* * *

После этой прощальной беседы я два раза приезжала в Москву, и моё пребывание, словно чёрной тенью, было омрачено тем, что я не могла ни говорить с Лениным, ни видеть его. Тяжёлый недуг свалил его, такого сильного, такого стойкого. Но вопреки всем зловещим слухам и пророчествам, здоровье его поправлялось. Когда я в конце октября в 1922 году ехала на IV Всемирный конгресс Коминтерна, я знала, что увижу Ленина. Он настолько поправился, что должен был сделать доклад на тему: “Пять лет российской революции и перспективы мировой революции”. Можно ли было придумать лучший юбилейный праздник для русской революции, как-то, что её выздоровевший гениальный вождь будет говорить о ней перед представителями пролетарского авангарда? На другой день после моего приезда ко мне пришёл в радостном возбуждении один товарищ, по-видимому, перешедший по наследству от старого “режима” к новому:

“Вас, товарищ, хочет навестить Владимир Ильич. Это господин Ленин, он скоро будет здесь”.

Это сообщение настолько меня взволновало, что в первое мгновение я совершенно не обратила внимания на комическое “господин Ленин”. Я тотчас же вскочила из-за письменного стола и бросилась к дверям. Владимир Ильич был уже тут, одетый в френч серого цвета, свежий, крепкий, каким он был до своей болезни. Пока я от счастья то смеялась, то плакала, как дитя, Ленин удобно расположился у письменного стола.

Не беспокойтесь, ответил он на мои вопросы по поводу его здоровья. Я чувствую себя вполне хорошо и совершенно крепким, я даже стал “благоразумным”, по крайней мере, по терминологии господ докторов. Я работаю, но щажу себя и строго придерживаюсь предписания врачей. Покорно благодарю, больше не хочу болеть. Это скверная штука, дел очень много, да и Надежда Константиновна с Марией Ильиничной не должны ещё раз иметь все эти заботы и труд по уходу за больным… Мировая история и без меня шагнула вперёд в России и в остальном мире. Наши партийные товарищи работали очень, очень дружно, а это самое главное. Все они были перегружены работой, и я очень рад тому, что смогу их несколько разгрузить.