Воспоминания - [43]
Выслушав папеньку, солдатики сильно опечалились, опустили головы и сказали:
— Значит, господа офицеры нас обманули… Это им грех великий! За что же они за верность нашу царю и отечеству нас загубили навеки!..
Тут папенька начал им советовать, чтобы они шли опять ко дворцу, стали бы там на колени и молили бы о помиловании.
— Ступайте покайтесь во всем откровенно, скажите, что вы были обмануты офицерами… Я убежден, что вас простят…
Солдаты, не трогаясь с места, начали советоваться между собою. Тогда папенька с дядей Лешей начали отбирать у них ружья, таскали к нам в залу, там проворно отвинчивали с них кремни и штыки, вынимали патроны и оставляли у нас, а пустые ружья опять выносили на двор и раздавали солдатикам по рукам. Неохотно вышли виновные из наших ворот, постояли, постояли и вдруг, вместо того, чтобы отправиться ко дворцу, круто повернули и побежали к Большому проспекту… После был слух, что финляндцы очутились на Голодае и что их там забрали, как кур…
Управившись с этим важным делом, папенька с дядей Лешей опять пришли в кухню к раненому. Он был очень плох, и отец мой начал хлопотать о том, чтобы поскорее нанять подводу и отвезти умирающего в больницу. Раненому очень не хотелось, чтобы его увозили от нас, и он со слезами просил папеньку:
— Не хлопочите обо мне, ваше сиятельство. Какая уж мне больница, меня вылечить нельзя! Смерть у меня тут… в груди! Позвольте мне только умереть у вас, не отдавайте меня никуда…
— Друг мой, я бы с величайшим удовольствием исполнил твое желание, но ты ранен во время бунта: я не имею права оставить тебя у себя, я обязан сдать тебя начальству…
— Ой, не хочется мне опять к ним! Они предатели, по своим стреляли… За что мне судьба такая горькая? За что я столько служил верою и правдою? Где я ни был, с кем ни сражался, ни одна вражья пуля меня не тронула. А тут дома, у себя в России, русская пуля меня сразила, и я должен умереть, лежа в больнице на койке, как собака, а не в сражении, как храбрый воин… Господи! срамота какая, от родной руки умереть, точно преступник…
Сердце отца моего поворачивалось в груди, слушая справедливые жалобы заслуженного воина, но делать было нечего, надо было отвезти страдальца, покуда он жив. Дядя Леша разыскал людей наших, привели подводу, принесли в кухню тюфяк, подушку, положили на него раненого, вместе с тюфяком подняли и бережно переложили его на дровни. Папенька сел в головах и стал придерживать подушку, дядя Леша держал тюфяк в ногах. Когда все было готово, извозчик перекрестился, взмахнул кнутом и печальная процессия тронулась из ворот… Несчастный мученик прострадал еще несколько дней в больнице Финляндского полка… Отец мой и дядя навещали больного ежедневно, а когда он скончался, шли за гробом его до Смоленского кладбища. Помню, что папенька, даже в старости своей, с особенным чувством вспоминал обиженного судьбою заслуженного воина и не переставал жалеть, что не мог оставить его умереть у себя…
Скоро после этого события у нас в доме сбылись пророчества оригинального гостя на маскараде. Как-то поздно вечером, нежданно-негаданно, на двор к нам въехала карета, окруженная жандармами. Отца моего усадили в нее и увезли в крепость, где он и ночевал… Можно себе вообразить ужас маменьки и всех наших! Только мы с Лизанькой тогда ничего об этом не знали… Но, слава Богу, все это кончилось только страшным перепугом. На другой день утром папеньке был сделан допрос, и он оправдался. Насколько я помню из того, что после говорилось при мне, кажется, что отца моего допрашивал сам великий князь Михаил Павлович.
Главным пунктом допроса и обвинения в участии в заговоре послужило то, что Бестужев и Рылеев были у нас зимою на маскараде. Внимательно и милостиво выслушал великий князь откровенные слова моего отца, ласково поздравил его с оправданием и отпустил домой. Но мало того, что так скоро окончилось это страшное дело, тогда же на имя отца последовал милостивый рескрипт за разумные распоряжения, сделанные им в то время, когда бунтовщики Финляндского полка забежали к нему на двор. Кроме того, отца моего назначили быть маршалом и нести государственный жезл на похоронах императора Александра I. Значит, всякое подозрение в злоумышлении было снято с него окончательно…
Несмотря на благополучное окончание допроса отца моего, все семейство наше было просто убито несчастною судьбою двух так еще недавно бывших друзей своих, Рылеева и Бестужева, которые были такие умные, прекрасные люди. Тем более ужасались неизвестностью их судьбы, что Рылеев был женат на прелестной молодой женщине, а у Бестужева была старушка-мать и сестра[101], которых все наши любили как родных. Был у старушки Бестужевой, кроме сына Александра, еще меньшой сын Павел[102], совсем еще птенец, но большой фантазер, который позволял себе в это смутное время так много кричать и ораторствовать против правительства, что навлек на себя подозрение и его тоже забрали. Узнав об этом, император пожалел неразумного юношу и приказал привести его к себе. Когда Бестужева привели, то государь спросил его:
