Воспоминания И. В. Бабушкина - [47]

жили их имущество, а другая часть рабочих, более многочисленная, набросилась на главную контору, произвела там ряд разрушений и старалась вскрыть кассу. Был принесен большой молот (кувалда), которым, наконец, удалось взломать, кажется, малую кассу, часть денег тут же была взята и брошена в толпу рабочих. В это время контора об’ялась пламенем от произведенных с разных сторон поджогов и сгорела до тла.

Почти одновременно с этим в поселке Кайдаках (где черкесом был убит рабочий) разгромили казенную винную лавку, выпили всю находившуюся там водку и, очевидно, взломали выручку, не встретив препятствия ни с чьей стороны. Часть подгулявшей взволнованной массы рабочих, поджигавших контору, направилась к общественной лавке, которую одинаково разгромила, как и винную, и начала уничтожать товары. Отделившаяся часть, человек около тридцати, направилась на Чечелевку, к главной общественной лавке, где, встреченная револьверными выстрелами, отступила, ударив несколько раз по железным ставням лавки-В это время подошли пешие войска, вызванные из лагерей-Они оцепили разгромленную общественную лавку, которая этим была спасена от поджогов, хотя из опасения повредить рядом живущим рабочим ее все равно не подожгли бы.

Когда рабочие разгромляли главную контору, то часть рабочих желала войти в ворота и, очевидно, намеревалась произвести разгром и в самом заводе, но этому помешали рабочие ночной смены: они высыпали все к воротам и, опасаясь, чтобы их не побили, вооружились кусками железа. Приехавший в это время полицеймейстер кричал на околоточного, почему тот не усмиряет рабочих; когда тот ответил, что очень опасно, тогда, желая доказать трусость околоточного и свою храбрость, полицеймейстер протискался в середину рабочих и что-то начал кричать, но в ответ сейчас же получил удар камнем в голову, от которого свалился, и его пришлось увезти домой. Часам к четырем утра беспорядки почти совсем прекратились. Сейчас же после беспорядков*, мы выпустили к рабочим Брянского завода листки с об’ясне-нием бесплодности таких жертв и призыв к правильно организованной стачке *). Черкесы были вскоре удалены, и завод начал строить каменную контору.

’) „В июне, после бунта, разразившегося на Брянском заводе, во время которого была сожжена заводская контора и разгромлены казенный винный склад и потребительский магазин (Подробности о бунте, а также о некоторых стачках, происходящих в течение 1898 г., см. „Рабочее Дело" № 1), был выпущен листок к рабочим Брянского завода. В этом листке указывалось на весь вред для рабочего дела от таких диких вспышек, вроде не-

Характерно, что во время процесса на суде инженеры, да почти и вся заводская администрация, старались Езвалить всю вину на деятельность революционеров и на листки, которые вызывали у рабочих желание бунтовать. Но один инженер держал себя на суде хорошо и показал много интимных сторон заводской деятельности (хотя, как начальник, он, конечно, был прохвост из первых). Этот инженер говорил, что в листках всегда пишут о понижениях расценок, о нежелательном отношении заведующих лиц к рабочим и разных других злоупотреблениях, что, естественно, находило всегда отклик в сердцах рабочих.

В то время стачки стали явлением очень обыденным, но они не были большими по размерам и кончались большей частью без вмешательства лиц фабричного и горного надзора или немедленным удовлетворением требований оа бочих, или же взаимными уступками с той и другой стороны.

Помню, что во время процесса над бунтовщиками Брянского завода, рабочими нарасхват раскупалась газета «Приднепровский Край», но она не могла удовлетворить рабочих ничтожными сведениями, что вызывало довольно частые толки о листках, в которых должно быть все подробно сообщено.

«Что там читать газету, вот подождите, наверно скоро выйдет свой листок, там уж их отделают как следует и там все узнаем. Долго только что-то нет, уж не случилось ли чего с ними»?...

Такие толки показывали, что рабочие относились к листкам с безусловным доверием и понятно, после этого, что листки производили постоянно хорошее действие ^J).

Одно плохо обстояло — это кружковая работа. Мы постоянно требовали занятий в кружках, но нам из города отвечали, что нет людей для этой работы. Помню, как-то в городе на собрании я поставил ребром этот вопрос и тут же убедился, что ни один из присутствующих в кружок не пойдет, частью по причинам психологического характера, частью потому, что—женщины, а, главное потому, что боль-

давно происходивших, говорилось о борьбе рабочих в других городах России, и, в заключение, рабочие призывались на стойкую и спокойную борьбу за улучшение своего положения". (Из статьи „Союз борьбы за освобождение рабочего класса" в сб. „История Екатеринославской Соц.-Дем. Организации").

>) В статье „Первый Екатеринославский Комитет Р.С.Д.Р.П." в сб. „История Екатеринославской соц.-дем. организации" читаем:

„Те самые рабочие, которые участвовали в стихийном бунте на Брянском заводе, на суде, при допросе в качестве обвиняемых и свидетелей, говорили языком прокламаций, по марксистски об'ясняя причины бунта".