Воспоминания и мысли - [4]
Этот трагический случай сильно подействовал на Гарриет, и она еще долгое время после того плакала по ночам. Уверенность в том, что осуждение было несправедливо, еще более усиливало ее горе.
Часто незначительные случаи остаются у нас в памяти, между тем как что-нибудь более важное забывается. Помню одну сценку, которая произошла вскоре после вышеописанного случая. Мы были в классной и занимались под строгим надзором нашей учительницы. Вдруг среди царившей тишины раздается голос моей сестры: «Мадемуазель, была ли у Пинчера душа?» – спросила сестра, и в голосе ее ясно звучала трагическая нотка. – «Молчите и не задавайте глупых вопросов, лучше работайте!» – вот ответ учительницы. Не раз уже задавали мы себе этот вопрос, присутствуя при смерти наших друзей из мира животных и читая их немой, жалобный призыв, обращенный к тем, которые их любили любовью, казавшейся, быть может, несообразной с их ограниченным мышлением. Решение вопроса – была ли у Пинчера душа – имело большое значение в глазах девочки, но, как очень часто бывает, то, что тревожило ее, волновало и настоятельно требовало ответа, осталось непонятным.
Интерес сестры к животным не ограничивался только благородными представителями животного царства, у нее были также экземпляры самых низших видов нашей фауны, например, саламандры, лягушки и другие. Сестра говорила, что все они достойны любви.
Наши кроватки стояли рядом, а над ними находилась этажерка, на которой были расставлены банки с этими живыми сокровищами. Как-то ночью этажерка сорвалась, и банки со всем, что было в них, попадали на наши кровати. Произошедший случай несколько охладил мой пыл к изучению этой отрасли естественных наук. На мою же сестру это ничуть не повлияло. Еще теперь вижу, как она с нежностью стала собирать своих лягушек и саламандр; она наполнила банки свежей водой и положила туда своих любимцев, говоря: «Надеюсь, что падение не повредило им». У нас были друзья также между дикими кошками и совами; в числе сов были великолепные экземпляры: серьезные, молчаливые, с большими круглыми глазами и выражением глубокой мудрости, птицы эти совершенно походили на классического товарища Минервы. У нас были пони. На одном из них, прелестном, белом, как снег, называвшемся Апль-Грей, все мы учились верховой езде. Было время, когда идеалом моей сестры была карьера наездницы цирка. Чтобы подготовиться к этой благородной, по ее мнению, деятельности, она проделывала множество упражнений. Сняв, бывало, башмаки, стоя на спине Апль-Грэя, она пускала его в галоп по полям и лугам, управляя только уздечкой. Благодаря настойчивости, после многих падений сестра моя достигла большого искусства в этих упражнениях. Но вот мысли ее приняли вдруг сразу другое направление, и призвание наездницы было забыто.
Несколько лет спустя она писала по поводу смерти нашего дорогого пони следующее: «Наш старый Апль-Грей был убит сегодня возле ямы, вырытой для него. Говорят, что он умер сразу. Отец не решался отдать распоряжение, а потому слуги сделали это сами. Так как бедное животное не могло больше ни есть, ни подниматься без посторонней помощи, то это самое лучшее, что можно было сделать. Помните ли вы наши скачки, наши падения? Помните ли, как умен был Грей, какие милые штуки он проделывал? Эмми и я достали надгробный камень, на котором каменщик Сортес выгравировал слова: “В память Апля”. Я хочу попросить у Боффона иву, чтобы посадить на могиле Апля. Если наш верный товарищ переселился в страну веселой охоты, то тем лучше для него, нашего дорогого старого друга!»
Не обходилось, конечно, без огорчений. Иногда тучи омрачали ясное небо, и мы шепотом говорили об испытаниях, посылавшихся провидением нашей семье, хотя и не понимали всего их значения. Много рассуждали мы о том, что в мире не все происходит так, как бы, по нашему мнению, следовало.
Мы очень любили одного из наших братьев, Джона, и искренно восхищались им. Рассказы его о приключениях морской жизни приводили нас в восторг. Он погиб в море. Сестра и я были положительно подавлены горем наших родителей и вполне разделяли его. Невольно приходили на память слова из поэмы миссис Гиман «Могила одной семьи»: «Он покоится на дне моря, где лежит жемчуг. Все любили его, но никто не может плакать на его могиле».
Несколько времени спустя наша старшая сестра вышла замуж и уехала в Китай. Письма ее с Дальнего Востока читались вслух в кругу семьи. Наше любопытство было крайне возбуждено описаниями страны, ее населения, обычаев и нравов. Нам чрезвычайно понравилось описание визита к великому мандарину. Тогда казалось, что Китай находится как-то необыкновенно далеко, что еще увеличивало интерес и придавало таинственность этой стране.
Живя в деревне, вдали от городской жизни, в эпоху, которую можно было бы назвать еще дообразовательной, по крайней мере относительно женского образования, мы не пользовались ни одним из преимуществ, предоставленных в наши дни молодым девушкам. Благодаря необыкновенной стойкости нашей дорогой матери мы были подчинены такой строгой дисциплине, умственной и нравственной, что это несколько вознаграждало нас за недостаток более обширных знаний. Все, чтобы мы ни делали, должно было быть сделано хорошо. По требованию матери мы доводили изучение всего, за что брались, до конца, причем не пользовались ничьей помощью; мы должны были стремиться во всем к достижению возможного совершенства. Каждый день мать наша читала нам вслух какую-нибудь серьезную книгу, вслед за чтением она спрашивала нас о прочитанном, чтобы убедиться в том, что мы все поняли.
Граф Геннинг Фридрих фон-Бассевич (1680–1749) в продолжении целого ряда лет имел большое влияние на политические дела Севера, что давало ему возможность изобразить их в надлежащем свете и сообщить ключ к объяснению придворных тайн.Записки Бассевича вводят нас в самую середину Северной войны, когда Карл XII бездействовал в Бендерах, а полководцы его терпели поражения от русских. Перевес России был уже явный, но вместо решительных событий наступила неопределенная пора дипломатических сближений. Записки Бассевича именно тем преимущественно и важны, что излагают перед нами эту хитрую сеть договоров и сделок, которая разостлана была для уловления Петра Великого.Издание 1866 года, приведено к современной орфографии.
«Рассуждения о Греции» дают возможность получить общее впечатление об активности и целях российской политики в Греции в тот период. Оно складывается из описания действий российской миссии, их оценки, а также рекомендаций молодому греческому монарху.«Рассуждения о Греции» были написаны Персиани в 1835 году, когда он уже несколько лет находился в Греции и успел хорошо познакомиться с политической и экономической ситуацией в стране, обзавестись личными связями среди греческой политической элиты.Персиани решил составить обзор, оценивающий его деятельность, который, как он полагал, мог быть полезен лицам, определяющим российскую внешнюю политику в Греции.
Иван Александрович Ильин вошел в историю отечественной культуры как выдающийся русский философ, правовед, религиозный мыслитель.Труды Ильина могли стать актуальными для России уже после ликвидации советской власти и СССР, но они не востребованы властью и поныне. Как гениальный художник мысли, он умел заглянуть вперед и уже только от нас самих сегодня зависит, когда мы, наконец, начнем претворять наследие Ильина в жизнь.
Граф Савва Лукич Рагузинский незаслуженно забыт нашими современниками. А между тем он был одним из ближайших сподвижников Петра Великого: дипломат, разведчик, экономист, талантливый предприниматель очень много сделал для России и для Санкт-Петербурга в частности.Его настоящее имя – Сава Владиславич. Православный серб, родившийся в 1660 (или 1668) году, он в конце XVII века был вынужден вместе с семьей бежать от турецких янычар в Дубровник (отсюда и его псевдоним – Рагузинский, ибо Дубровник в то время звался Рагузой)
Написанная на основе ранее неизвестных и непубликовавшихся материалов, эта книга — первая научная биография Н. А. Васильева (1880—1940), профессора Казанского университета, ученого-мыслителя, интересы которого простирались от поэзии до логики и математики. Рассматривается путь ученого к «воображаемой логике» и органическая связь его логических изысканий с исследованиями по психологии, философии, этике.Книга рассчитана на читателей, интересующихся развитием науки.
В основе автобиографической повести «Я твой бессменный арестант» — воспоминания Ильи Полякова о пребывании вместе с братом (1940 года рождения) и сестрой (1939 года рождения) в 1946–1948 годах в Детском приемнике-распределителе (ДПР) города Луги Ленинградской области после того, как их родители были посажены в тюрьму.Как очевидец и участник автор воссоздал тот мир с его идеологией, криминальной структурой, подлинной языковой культурой, мелодиями и песнями, сделав все возможное, чтобы повествование представляло правдивое и бескомпромиссное художественное изображение жизни ДПР.
Сложно переоценить вклад, который внесли британские суфражистки начала XX века в борьбу за права женщин во всем мире. Эммелин Панкхёрст, героиня этой книги, стояла у истоков феминизма и вдохновляла тысячи женщин. Демонстрациями и голодовками, а подчас даже жертвуя собственной жизнью, суфражистки добивались предоставления женщинам избирательного права. Будучи сильным оратором, Эммелин вызывала восхищение и желание действовать: хрупкие девушки яростно бросались на полицейских, закидывали камнями дома министров, устраивали поджоги и отправлялись в тюрьму во имя лучшей жизни.
Без его воспоминаний европейская история начала XX века была бы неполной. Один из самых ярких немецких политических деятелей, главнокомандующий Первой мировой войны на Восточном фронте, сильный стратег, человек, который в значительной степени контролировал политику Германии и занимал пост избранного президента с 1925 года до своей смерти в 1934 году. Эта книга — часть воспоминаний Гинденбурга, выдержка из его мемуаров «Из моей жизни», опубликованных в Германии в 1920 году. Издание предназначено для широкого круга читателей и будет интересно любителям военной истории и мемуарной литературы.