Воспоминания гетмана - [42]

В то время Союз Землевладельцев был куда сговорчивее: «Лишь бы выкуп какой-нибудь получить, а то жить нечем» – вот лейтмотив, который тогда, в большинстве случаев, приходилось слышать от них. Селяне, произведя большой эффект, основательно выбранив правительство, уехали, но мысли, которые они бросили, остались.

Помню, как-то приходит ко мне Коношенко и сообщает, что на 12 мая, в противовес только что уехавшей полтавской депутации, предложено созвать Украинское Учреди тельное Собрание. Для всякого было ясно, что это было бы за Учредительное Собрание, в такой короткий срок набранное, и насколько, при тогдашних условиях, это собрание отражало бы действительные мнения народонаселения. Вместе с тем, одно название Учредительного Собрания все же, так или иначе, импонировало бы массам и придало бы решениям этого скороспелого учреждения вид законности, освященный в глазах профанов якобы «сознательной волей народа». Откуда Коношенко все это узнал, я уже не помню. Он вообще имел какие-то связи во всех мало-мальски значительных партиях и правительственных учреждениях.

Под влиянием только что закончившегося съезда полтавцев, видя то значение, которое имеет этот хлеборобский элемент, решено было проповедывать большой съезд всех хлеборобческих элементов Украины. Причем съезд этот должен был произойти обязательно до 12 мая. Я послал Коношенко к Вишневскому в Союз Земельных Собственников проповедывать идею съезда. Вишневский и другие очень решительно пошли навстречу этому делу. В нашей партии, которая к этому времени была названа «Украинською Народною Громадою», тоже усиленно работали, завербовывая членов. Главными воротилами там были: Николай Николаевич Устимович, Гижицкий и Мацко; последний человек очень работящий, но уже больно каких-то дореформенных убеждений. Собирались по-прежнему у Любинского.

Официально ничего не говорилось о гетманстве и о предназначении меня в гетманы, но мысль эта, очевидно, бродила в головах многих. Я никому своего мнения по этому поводу не говорил. В то время официально говорилось лишь о смене министерства и замене тогдашних деятелей более культурными и работоспособными. Списки эти предлагались различными учреждениями и партиями. Очевидно, что это был период, когда немцы уже видели, что дальнейшая работа с Центральной Радой ни к чему не приведет, и, желая разобраться во всей тогдашней каше, обращались к тем, с кем успели познакомиться поближе и кто им казался на высоте задачи.

Относительно списка ко мне, например, обратился Василий Петрович Кочубей. Знаю, что составление такого же списка было предложено Кочубеем, или кем-то другим, на обсуждение земельных собственников. Я видел списки соц[иалистов]-федералистов, одними из первых сумевших вызвать у немцев доверие к себе. Были и другие списки, теперь уже не помню подробностей. Список партии «Украинськой Громады» обсуждался Николаем Николаевичем Устимовичем. Конечно, как водится, все поназначали своих из своей партии. Николай Николаевич Устимович был председателем совета министров, Любинский – министр здоровья. Гижицкий ужасно хотел быть министром, но из-за его нрава и нескольких неминистерских выходок этот номер не проходил. Меня предлагали в военные министры, но я отказался, указывая, что будучи всегда строевым начальником, я предпочел бы какое-нибудь высшее командование, а не должность военного министра, которая требует громадного знакомства с тыловой администрацией, с ученым ведомством, с техническими военными задачами. Бутенко предполагали на должность министра путей сообщения. Каким образом и кто позвал Бутенко к нам в партию, я не помню. В то время он заходил ко мне. Мы с ним познакомились, он произвел на меня хорошее впечатление, на членов партии тоже, таким образом он попал в список на должность министра путей сообщения. Остальных министров партия, если не ошибаюсь, не могла назвать. Все эти списки требовались чрезвычайно спешно.

Одна из главных моих ошибок, вызванная тем, что мое появление на посту гетмана произошло совсем не планомерно, а почти внезапно для меня самого, была та, что перед тем, чтобы взять власть в руки, я не имел людей, с которыми спелся бы, которые разделяли бы мои убеждения, которые доверяли бы мне, а я им вполне. Это случилось потому, что я сам не шел сознательно к гетманству, к которому меня выдвинули быстро развившиеся события. Я не говорю, что не предполагал, чтобы в Украине в будущем не было гетмана, наоборот, я был убежден, что это произойдет, но я полагал, что предварительно будет создана партия, видящая в спасении Родины необходимость создания сильной власти в лице диктатора-гетмана, и что этот диктатор проводил бы те принципы, которые легли краеугольными казнями в основу партии; затем эта партия, все расширяясь и увеличиваясь численно, создала бы свои отделы по всей Украине, которые бы, в свою очередь, поддерживали идею гетманства и его начинаний. Гетман, прежде нежели вступить в исполнение своих обязанностей, по-моему, должен был подыскать себе людей, из числа наиболее соответствующих, на посты министров, спеться с ними по всем коренным вопросам и тогда уже идти на дело.