Воспоминания гетмана - [107]

Помещики, особенно поляки, просто саботировали всем, чем могли. Председатель Рады Земян, господин Горват, очень почтенный человек, в течение более часа говорил речи, все перемалывая один и тот же аргумент. Когда после заседания я попросил объяснить мне его точку зрения, он просто сказал: я против подобной аграрной реформы. Если мы затянем прения, вопрос в комиссии не успеет быть разрешен до прихода Entente-ы, а я глубоко убежден, что Державы Согласия против всякой реформы, все останется по-старому, что и требовалось доказать.

Это происходило на заседании в то время, когда Эно обещал бесчисленными полчищами Entente-ы наводнить Украину. На чем Горват основывал свое подобное мнение об Entente-е, я не понимаю, но должен сказать, что как у великорусских кругов было убеждение, что Entente-а, особенно Франция, должны немедленно лично уничтожить большевиков и восстановить демократическую, именно демократическую, а не какую другую, монархию, так у всех помещиков было убеждение, что в земельном вопросе с приходом Держав Согласия все должно остаться по-старому.

Я им говорил много раз, что они ошибаются, по они не верили. Точно так же они почему-то считали, что Entente-а не допустит никакого украинского вопроса: «Прийдет Entente-а и все сметет», – был их обычный аргумент.

На этом заседании, видя, что таким путем дело может еще действительно надолго затянуться, я приказал министру земледелия объявить, что прения закопчены, и перейти к голосованию. Но судьба не привела меня к разрешению столь острого и важного вопроса в народной жизни.

Через несколько дней после начала заключительных заседаний я был свергнут. Горват и его единомышленники должны были ликовать. Впрочем, теперь, при создавшихся обстоятельствах, – не знаю. Я с тех пор никого из них не видел. Но в общем они, со своей точки зрения, были правы.

Никогда еще аграрный вопрос не был так близок к своему разумному разрешению, как в ноябре 1918 года на Украине.

Сменившая меня Директория, гоняющаяся за дешевыми лаврами, подделываясь под желание толпы, обещала всю землю неимущим. Из этого ничего, кроме анархии и окончательного разорения страны, не выйдет. Что будет впереди, мы не знаем. Если придет реакция, что возможно, Горват прав.

Что касается вопроса промышленности, то моей заветной мечтой было всячески способствовать ее развитию. Только развитие на Украине промышленности в связи с той аграрной реформой, о которой я говорил выше, способно было водворить порядок в народных массах, требующих права на лучшую жизнь. Я считал, что всякое содействие привлечению отечественных капиталов для развития этой отрасли государства необходимо.

Это был заколдованный круг. С одной стороны, только промышленность могла бы реально помочь нашему беднейшему населению улучшить свой быт, и до этого трудно ждать прочного порядка, с другой – промышленность может начать только лишь тогда серьезно развиваться, когда в стране существуют хотя бы примитивные формы личной и имущественной безопасности, симптомы которой начали только проявляться.

На Украине есть еще одно существенное затруднение, состоящее в том, что украинец по своей природе, по традициям, совершенно не склонен идти на фабрику, на завод. Во всех существующих серьезных промышленностях рабочий народ преимущественно пришлый. И пройдет еще много лет, прежде нежели на Украине выработается рабочий класс из своего народа. Помню, что я глазам своим не верил, когда министр труда представил мне сведения о числе рабочих, кроме временно пришлого элемента, по различным категориям. Я теперь боюсь точно назвать цифру, но могу с уверенностью сказать, что она была менее полмиллиона на всю Украину. На всех шахтах и железнодорожных заводах преимущественно великороссы, являющиеся с севера. Мы поощряли капиталистов и промышленность севера перенести свою деятельность на юг. Они серьезно увлекались этим делом. Украина казалась им обетованной землей, на которой промышленность могла бы свободно развиться. С нашей стороны, мы всячески шли навстречу этим стремлениям. При старом режиме не только не были приняты меры, содействующие развитию промышленности на Украине, но, наоборот, все делалось, главным образом, с расчетом поддерживать исключительно промышленные районы Москвы в ущерб Украине.

И на самом деле, в отношении промышленного развития Украина, кроме угольного района, влачит самое жалкое существование, если не считать сахарного и винокурного производства, в которых она получила мировую известность, которые являются источником ее богатства и будущего благоденствия и которые так бессмысленно и бесполезно низводятся до нуля всякими демагогами, мыслящими себя способными осчастливить народ.

Что касается угольного района, то по договору между Доном и Украиной большинство антрацита лежит в Донской области, а большая же часть углей в Украине.

Производительность угольной и железнодорожной, этой богатой промышленности, из-за целого ряда причин во время революции особенно падала с неимоверной быстротой. В мое время на ухудшение положения в угольном районе особенно действовало расстройство транспорта, о котором я говорил выше. Нужно сказать, что за время войны, когда многие фабрики и заводы эвакуировались из Польши и Литвы и возобновили свою деятельность в Мариуполе, Николаеве, Харькове, Екатеринославе, Полтаве и других местах Украины, промышленность получила некоторый толчок для своего созидания. Но это капля в море из того, что нужно было бы действительно сделать в этой области. В Подолии имеет некоторое значение кожевенное и суконное производство. Последнее производство процветало раньше на севере Черниговской губернии в Клепцах, но за время гетманства эти заводы, находящиеся в непосредственной близости от демаркационной линии с большевиками, почти бездействовали. В Подолии существует фабрика суперфосфата, там же есть значительное число мукомолен. Харьковская губерния имеет нефть и несколько машинных заводов. В Одессе имеется одна действительно превосходная мукомольня. Вообще, относительно мукомольного дела нужно сказать, что оно во всей Украине стоит на довольно высокой точке развития и совершенства.