Воспоминания гермафродита - [7]

Однако подводные камни, о которых я только что упомянул, неизбежны. Возможно, недоверчивые начнут надо мной насмехаться. Как бы там ни было, я считаю, что исполнил свой долг и уверяю, что, за редкими исключениями, чиновники, против которых я осмелился здесь выступить, встречаются довольно-таки часто.

После приходского священника следующим врагом учительницы является инспектор начальной школы. Это ее непосредственный начальник, человек, от которого зависит вся ее судьба. Одно его слово, сказанное в учебном округе, один рапорт префекту — и она может оказаться изгнанной из преподавательского состава.

Представьте себе человека, получившего должность инспектора начальной школы при помощи различных недостойных ухищрений — я таких видел немало. Он не способен оценить талант или заслуги учительницы пансиона, которая вполне могла бы предложить ему не почетное кресло, а место рядом с наиболее невежественными учениками: в соответствии с его уровнем.

Конечно же, он остережется затрагивать серьезную тему: он провалится. Он начнет привязываться к самым ничтожным пустякам, гтугая детей и лишая их всякой возможности отвечать, что и происходит в действительности. Затем начинаются упреки в адрес учительницы, угрожающий тон, которому приходится подчиняться, дабы господин представитель учебного округа, наделенный неопровержимым преимуществом, не растоптал тебя совершенно.

Представьте себе также, что учительница хороша собой, и что она понравилась господину инспектору — порой такое случается, ибо эти господа тоже могут быть весьма и весьма чувствительны. Вполне возможно признать за ними подобные качества. Бедная девушка, боясь попасть в немилость, лишиться куска хлеба, который позволяет выжить ей и ее пожилому отцу, оказывается еще более уязвимой, более униженной перед высокомерием своего начальника. Последний же, в восторге от того, что напутал ребенка, немного смягчается и в конце отпускает комплимент, который в устах любого другого показался бы оскорблением. Но разве можно невежливо ответить господину инспектору? Нет. Он это прекрасно знает. Как и нельзя остаться безразличной к расточаемым им обещаниям повышения.

Вот они уже в уютном салоне. Этот господин не отказывается от угощения. Тут уже вопросы образования никого не интересуют, он переходит на откровенно фамильярный тон; эта сфера знакома ему гораздо лучше. Смысл его медоточивых слов все более проясняется. После угроз он переходит к обещаниям, но требует благодарности, и тут его речи становятся чрезвычайно многозначительными.

Из страха навлечь на себя его ненависть иногда учительница проявляет к нему благосклонность!!!..

Случается также, что она вежливо просит господина инспектора тотчас выйти за порог и больше никогда его не переступать.

В подобных случаях учительница почти наверняка пропала. Разве она сможет победить человека, чьи высокие моральные качества уже вошли в поговорку? Начнем с того, что она боится скомпрометировать только себя, не нанеся ему ни малейшего ущерба: поэтому она молчит. Затем следуют различные неприятности, в префектуру начинают поступать докладные записки, и на нее обрушиваются грозные выговоры.

Если же при этом против нее настроен и приходской священник, то все кончено, ей приходится отступить. Он же, не имея возможности изгнать ее, прилагает все усилия, чтобы семьи отдавали своих детей на воспитание монахиням, которых заблаговременно пригласили в город.

Я видел, как на моих глазах разворачивались просто невероятные, самые гнусные и низкие сцены, свидетельствующие о настолько возмутительных злоупотреблениях властью, что я не в состоянии их описать.

У меня и в мыслях нет пытаться принизить это достойное, трудолюбивое и заслуживающее уважения сословие, призванное выполнять тяжелую задачу просвещения нашего сельского населения.

Никто больше, чем я, не может оценить их стремление к добру, их неустанные усилия поддержать все, что связано с нравственной стороной образования. Моей единственной целью было поднять здесь вопрос общественной морали.

Я был принят в педагогический институт. Меня отделяли от него всего несколько миль. Тем не менее, это путешествие воспринималось мною как событие. Предстояло плыть по океану, и я заранее предвкушал очарование перемен.

Я прибыл в Д., и капитан отвез меня в училище, находящееся под покровительством монашек. С виду оно было скромным и неброским, как и жизнь его обитательниц.

Не знаю точно, что за тягостное чувство охватило меня, как только я перешагнул порог этого дома. Это было что-то похожее на боль, на стыд. Мои ощущения невозможно было передать обычными словами.

Без сомнения, это покажется невероятным, ведь я уже не была ребенком, мне было семнадцать лет, и я вскоре должна была предстать перед девушками, причем некоторым едва исполнилось шестнадцать. Теплый прием начальницы оставил меня равнодушным, и, странно, но когда она привела меня в класс старших воспитанниц, от вида этих свежих очаровательных улыбающихся лиц у меня сжалось сердце.

В их молодых глазах я видела радость, удовольствие, однако я была грустна и испугана). Что-то инстинктивно протестовало во мне и, казалось, мешало войти в это святилище девственности. Однако любовь к знаниям возобладала надо всеми этими чувствами и вывела меня из странной рассеянности, завладевшей всем моим существом.