Воспоминания генерала Российской армии, 1861–1919 - [8]

Во Владивостоке М. М. Иванов наконец смог зажить «в свое удовольствие». Жалованье позволяло, и читатель может подробно ознакомиться как с кулинарными, так и с культурными пристрастиями автора.

В ходе своей службы строевой офицер М. М. Иванов не раз сталкивался с представителями корпуса офицеров Генерального штаба. И почти неизменно это приводило к конфликтным ситуациям. Некоторая часть офицеров, закончивших Николаевскую академию Генерального штаба, полагала себя носителями знаний, недоступных «простым смертным». Это высокомерие заслужило им в строевых частях прозвище «моменты». В идеале офицер-генштабист должен был чередовать службу в штабах со строевой. Офицеры Генерального штаба имели свою линию производства и занимали строевые должности, нередко «седлая» строевое офицерство и значительно опережая его в карьерном росте, получении должностей, чинов и орденов. Часто это порождало зависть и практически всегда — некоторое недовольство со стороны подчиненных. Причиной тому, помимо прочего, были и часто встречавшаяся оторванность генштабистов от строевой службы, плохое ее знание, а также — краткий срок. Как правило, полки получались для «цензового командования», и кратковременное «командирство» было лишь необходимой ступенькой для последующей успешной военной карьеры. Сживаться с новой частью, знать и чтить ее традиции, налаживать отношения с офицерским составом «варяги» обычно были не склонны.

Михаил Михайлович, безусловно, должен был также чувствовать некоторую разницу в культурном уровне со своими «штабными недругами», свидетельство чему — его излишне обостренные реакции на замечания с их стороны, тем более несправедливые. И, опять же, поиск «простых ответов на сложные вопросы».

К примеру, при описании своего столкновения с начальником 3-й Восточно-Сибирской стрелковой дивизии генерал-лейтенантом В. А. Ольшевским и и. д. начальника штаба дивизии полковником К. Г. Гиршфельдом, «оттоптавшись» по «моментам» на примере своего полкового командира полковника И. З. Одишелидзе, М. М. Иванов дает выплеск своему юдофобству, применяя определение «жидовский выродок». Оставим в стороне сложившиеся после революции и Гражданской войны воззрения М. М. Иванова и его эмоциональность, попробовав осветить затронутую им тему.

Какова доля истины в этих словах? Фамилия «Гиршфельд» вполне может иметь как еврейское, так и немецкое происхождение. Константин Григорьевич Гиршфельд был православного вероисповедания и происходил из почетных граждан г. Санкт-Петербурга. Производство в офицеры лиц иудейского вероисповедания было запрещено законом. За Русско-японскую войну, во время которой подполковник К. Г. Гиршфельд пребывал в той же (кстати, «полковничьей») должности и. д. начальника штаба 3-й ВосточноСибирской стрелковой дивизии (в которую входил полк М. М. Иванова), он удостоился Золотого оружия с надписью «За храбрость» (с 1913 оно станет Георгиевским оружием), орденов Св. Анны 3-й ст. с мечами и бантом, Св. Станислава 2-й ст. с мечами, Св. Анны 2-й ст. с мечами, Св. Владимира 4-й ст. с мечами и бантом. Все ордена боевые. Вряд ли начальник штаба дивизии был таким невеждой, как это пытается показать автор воспоминаний. К тому же, с 1912 года его служба протекала исключительно на строевых, а не штабных должностях, а до этого — на штабных должностях в войсках, а не в главных управлениях. Воспитанник 3-го Московского кадетского корпуса и 3-го военного Александровского училища, окончивший Николаевскую академию Генерального штаба по 1-му разряду, временно командующий 111-й пехотной дивизией генерал-майор Константин Григорьевич Гиршфельд был убит после издевательств и глумлений взбунтовавшимися солдатами-гражданами «армии свободной России» 25 августа 1917 года.

Следует заметить, что в своем юдофобстве автор непоследователен: он вольготно чувствует себя в «сомнительном» окружении, а оказавшись в Харбине, начинает хлопотать перед Верховным правителем о Георгиевском кресте 4-й степени за Тюренченский бой в 1904 году. По словам автора, ему удается «выбить» спустя 15 лет награду для «бывшего моего солдата 8-й роты», чем тот «очень горд». Помимо этого, боевой генерал фактически жил у своего бывшего подчиненного, а ныне «миллионера и владельца гостиницы „Модерн“», вследствие чего можно по-иному взглянуть на авторские слова о «проклятых жидах». Поселившийся в 1906 году в Харбине Иосиф Александрович Каспе был иудейского вероисповедания, о чем не мог не знать бывший командир роты. Начав с часовой лавки, при помощи скупки и перепродажи вещей и ростовщичества, он преобразил ее в ювелирный магазин, постепенно став владельцем фешенебельного отеля «Модерн» и одним из богатейших людей Харбина. Может быть, их сблизила любовь к театру? В 1920-е годы И. А. Каспе стал председателем акционерного общества, объединившего несколько театров, переписанных при начале японской оккупации на принявших французское гражданство сыновей. Трагическая история сына — Семена Иосифовича Каспе, похищенного в 1933 году ради выкупа и убитого не получившими его членами Русской фашистской партии, стала широко известна и приподняла завесу над происхождением миллионов отца: в 1920-е годы именно через него сбывались советскими властями драгоценности, изымаемые у «бывших людей». Более того, советский генконсул в Харбине М. М. Славуцкий в телеграмме в Москву в НКИД называет миллионера «нашим агентом», а его погибшего сына — членом иностранной компартии. Таким образом, можно сделать вывод, что Михаил Михайлович на самом деле совсем не антисемит, каким хочет казаться со страниц своих мемуаров.