Воспоминания генерала Российской армии, 1861–1919 - [31]

Проходя мимо Формозы[61], нас изрядно покачало, так что я лежал пластом. Крен доходил до 15° в одну сторону, но, удивительно, качка на детей не оказывала никакого влияния.

Один из слабых больных солдатиков умер, не доходя Шаньдунского маяка, кормовой флаг сейчас же был приспущен. Флаг маяка, отсалютовав нашему, и тоже приспустился, пока «Скандия» не прошла две мили. Тело умершего зашили в тюфячную наволочку, к ногам привязали чугунный балласт, положили тело на доску, один край которой лежал на борту, священник отслужил панихиду, и при пении «Вечная память» подняли свободный край доски, и тело скользнуло и скрылось в морской пучине. Флаг подняли, и как будто ничего не было. Все волновались — скоро Порт-Артур… Как, что?

6 июня 1898 года в 3 часа ночи «Скандия» бросила якорь на рейде Порт-Артура. Мы с открытого своего спардека с восходом солнца в бинокли рассматривали пустынные возвышенности крепости. Наши дамы скоро повыскакивали и тоже напряженно всматривались, но ничего утешительного не видели… Скоро у многих дам на глазках показались слезы, и послышались упреки мужьям: «Куда ты меня завез?» Многие отвечали кратко: «На Квантун». В 10 часов утра прибыл на пароход генерал Волков, временный командующий отрядом. В 12 часов «Скандия» вошла в порт и отшвартовалась к набережной, а вечером все офицеры и дамы были приглашены генералом Волковым на обед, после которого открыт был бал, и наши дамы позабыли свое горе. Когда «Скандия» подтягивалась к набережной порта, то внимание всех обращала пожилая дама, сидевшая на канатах, это была «первая дама Порт-Артура» — жена почтмейстера Поспелова, таковой она считалась и впоследствии, адмирал Алексеев оказывал [ей] должное внимание на всех официальных балах.

На другой день от полка сухим путем были посланы квартирьеры в м. Талиенван, а я начал выгрузку с парохода полковых грузов. Через три дня полк ушел сухим путем в Талиенван. Офицерские семьи были посажены на канонерку[62] «Отважный» и доставлены в Талиенван. По выгрузке оказалось, что ящики с винтовками были в воде… и страшно заржавели… скандал большой.

«Скандия», разгрузившись, ушла во Владивосток для сдачи крепостных орудий.

Полковые грузы я грузил на большие китайские шампуньки[63] и отправлял морем в Талиенван. Подрядчиком по перевозке [был] купеза[64] Иван Иванович Тифонтай[65]. В Талиенване уже распоряжался заведующий хозяйством подполковник В. И. Туркул[66]. Вся тяжесть формирования хозяйственной части досталась мне.

Крайне необходимы были умывальники, пирамиды для винтовок, столы, скамейки, кадки, ведра, а материалов не было и негде достать — командир полка винил меня, когда же я говорил, что все это было предвидимо в моей смете, представленной в Одессе, то он начинал кричать с пеной у рта… Все материалы, до леса включительно, доставлялось из Владивостока по страшно высоким ценам. Главное горе было с водой — в сыром виде это был яд: дизентерия косила людей, трудно было убедить солдат не пить сырой воды. В августе 1898 года в полку умерло от одной дизентерии 48 человек. Жары стояли до 35° по Реомюру[67], пить теплую переваренную воду было противно. Дизентерия здесь была особенная — «сверлящая», т. е. желудок и кишки язвами разрушались совершенно, спасения не было.

Первые дни пребывания полка в Талиенване омрачились самоубийством полкового адъютанта подпоручика Пиотух-Кублицкого на романической почве с госпожой Азарьевой… Могу теперь сказать, что, прожив в тесном соприкосновении с полковой жизнью, я «Поединок» Куприна не считаю пасквилем на офицерскую жизнь, а прямо фотографический снимок. Истории И. с П., А. с И.-Н., В. с П., Д. с Р., А. с Б., А. с С., К. с Л., С., З., В., Г. с С., З. с Л. и т. д. в конце концов так и называли: «Дама из Талиенвана». Сам командир полка Д[омбровски]й показывал пример.

Полк расположился: штаб и 1-й батальон в Минном городке, 2-й батальон и учебная команда в импани[68]. С нами расположилась прибывшая в августе 1-я батарея 3-й Восточно-Сибирской стрелковой артиллерийской бригады, которая заняла дальнюю импань.

Сам Талиенван — грязная китайская деревня с двумя улицами, названными Александровская и другая — Ни колаевская. От океана деревня закрывалась возвышенностями, по которым были расположены три форта, разоруженные и разрушенные японцами в 1895 году[69]. На господствующей высоте на высоком флагштоке развевался огромный Андреевский флаг[70], и был при нем, в землянке, караул, который наблюдал за морем. Наблюдение за исправностью флага и землянки было возложено на меня. Наши стрелочки не понимали святости флага и позволяли себе вытирать [им] лицо и руки после утреннего умывания. Я оказывался виновным в этом, как будто я их воспитывал, разумеется, я командиру полка давал надлежащую отповедь. Особенно несправедливо-неприязненно относился полковник Домбровский к Туркулу, Пушкарскому, Гусеву, Иванову, Гейкину, Лепилину и ко мне, но все мы были службисты. Капитан Азарьев образовал в полку «стрелковый» кружок и вертел командиром на «дамской» почве. В батарее оказался мой старый знакомый по 35-й артиллерийской бригаде (Ростов, Ярославской губ.) — капитан Сергей Федорович Горошков, штабс-капитан — Григорий Семенович Петров (Рязань). Эта батарея в 1895–96 годах пришла походным порядком из Рязани в Никольск-Уссурийский. Командиром батареи был чудный, добрый полковник Николай Яковлевич Громов