Воспоминания - [14]
Заинтересовались этим движением и за рубежом, меня приглашали выступить с докладом. В Берлине мне удалось подробно побеседовать с Вильгельмом Райхом[54], который интересовался консультированием молодежи и хотел обсудить, какую роль, согласно моему опыту, в переживаниях молодых людей играют сексуальные проблемы. Увлекшись разговором, он часами возил меня в своем открытом авто по Берлину. В Праге и Будапеште я читал лекции в академических собраниях и таким образом свел знакомство с Отто Петцлем[55]; позднее он переехал из Праги в Вену, стал последователем Вагнера-Яурегга, а для меня на всю жизнь — старшим другом.
Даже по сравнению с Фрейдом и Адлером Петцль казался мне несомненным гением — и рассеян он был, как подобает гению. Вот история, достоверная во всех подробностях. Однажды он заглянул ко мне в поликлинику, я провел его к себе в кабинет, Петцль поставил зонт (с зонтом он не расставался) в шкаф, сел и начал обсуждать со мной какой-то случай. Затем мы попрощались, и я проводил его к выходу. Вскоре Петцль вернулся за зонтиком — взял его и вышел. Тут я заметил, что он по ошибке прихватил мой зонт, и крикнул ему вслед: «Господин профессор, это мой зонт!»
— Прошу прощения, — откликнулся он и взял свой зонт. С тем он ушел, и тут я понял, что мой-то зонт он не поставил на место. Снова пришлось бежать за ним и уговаривать: «Простите, господин профессор, но на этот раз вы унесли оба зонта».
Он извинился, в третий раз — в третий! — вернулся ко мне, чтобы отдать мой зонт и забрать свой. И на третий раз он забрал только свой зонт, и больше ничей!
Когда я по приглашению Маргариты Роллер[56] из Немецкого общества попечения о молодежи прочел доклад в Брно, а после доклада мы вместе ужинали в ресторане, Маргарита вдруг расчувствовалась: сколько лет она работала в этой сфере с моим отцом, и вот теперь занимается той же работой вместе с сыном!
Действительно, мой отец вместе с министром Йозефом-Марией фон Бернрайтером основал центральную службу защиты детей и попечения о молодежи. В детстве мне эти материи казались такими скучными! И вдруг Маргарита Роллер взволнованно напоминает мне, что придуманные мной молодежные консультации принадлежат к той же сфере деятельности.
Но я не мог засиживаться в ресторане, мне предстояло лететь в Вену — лететь! В 1930 году! Самолет был четырехместный, но обременял его в качестве пассажира только я. Насколько именно обременял, выяснилось на аэродроме, где меня взвесили. В ту пору пилот еще сидел в открытой, незащищенной кабине. Это был первый в моей жизни перелет, настоящее приключение. Иным способом я бы не сумел вернуться в Вену к началу занятий в Народном университете, где я с 1927 года читал различные курсы, а в тот раз мне предстояло начать курс психической гигиены, впервые в венском Народном университете.
Вот еще что мне вспомнилось в этой связи: всякий раз, когда я хотел произвести впечатление на девушку, а моей внешности для этого явно не хватало, я прибегал к маленькой хитрости. Скажем, мы впервые встречаемся на танцах: я пускаюсь в восторженный рассказ о некоем Франкле, чьи занятия в Народном университете я никогда не пропускаю, и настойчиво предлагаю новой знакомой непременно посетить вместе со мной семинар или лекцию. Ближайшим вечером мы приходим в парадный зал гимназии на Циркусгассе, где этот Франкл читает свой курс, — зал всегда переполнен. Я предусмотрительно устраиваюсь с края в передних рядах, и можете себе представить, какое впечатление это производит на девушку, когда спутник внезапно покидает ее и под аплодисменты публики выходит на авансцену.
Не менее регулярно, чем лекции в Народном университете, читал я и доклады в Организации социалистической рабочей молодежи, и благодаря множеству таких выступлений, за которыми следовала сессия ответов на вопросы, которые передавались в записках, я накапливал опыт и соединял его со знаниями, полученными в молодежной консультации, куда обращались за помощью тысячи молодых людей.
Вероятно, по этой причине Петцль в первый (и, похоже, в последний) раз в жизни сделал для меня исключение и разрешил Отто Когереру, который возглавлял в его клинике психотерапевтическое отделение, дать мне самостоятельную работу еще до того, как я защитил диплом, то есть пока я еще оставался студентом. Тогда я попытался отрешиться от всего, усвоенного на курсе психоанализа и индивидуальной психологии, чтобы учиться у самого пациента, к нему прислушиваться. Я пытался понять, каким ему самому представляется собственное состояние, если он выздоровеет. Я импровизировал.
Я хорошо запоминал услышанное, но забывал собственные реплики. В результате пациенты вновь и вновь сообщали мне, как они успешно применяют парадоксальную интенцию, хотя я, конечно же, придумал этот термин намного позднее и лишь в 1939 году описал метод в «Швейцарском архиве неврологии и психиатрии». Когда я спрашивал пациентов, как они додумались до таких приемов, спасающих их от невроза, они в изумлении отвечали: «Да ведь вы мне все это в прошлый раз и посоветовали». Я сделал
