Воспоминания - [10]

Всю коллекцию книг, карт и вещей Наполеона Колодеев незадолго до своей смерти пожертвовал России. Знаю, что его жена отвезла ее в Москву, и хранилось это сокровище в Кремле. Что стало с этим даром – не знаю. Жаль, если погибло или пошло на сигарки большевикам.[50]

Из рассказов моего мужа запомнилась еще одна удивительная история. У него был денщик-татарин, который ухаживал в конюшне за лошадьми. По непонятной для денщика причине лошади стали падать в теле, худеть и болеть. У татар же существует поверие – если убить еврея и закопать в конюшне, где болеют лошади, то все как рукой снимет, и лошади поправятся. Недолго думая и желая отличиться уходом за лошадьми, солдат ночью в пустынном месте подстерег еврея, убил его и закопал в конюшне под настилом из досок…

Дело это в один печальный день обнаружилось. Бедный даже не успел проверить ужасного поверья, не успел посмотреть, поправятся ли лошади от его средства. Солдат признался во всем, был отдан под суд и понес тяжелое наказание, а начальство, т. е. мой муж (в то время командующий бригадой), получил незаслуженный выговор от командующего корпусом. По его мнению, денщик совершил преступление потому, что не был должным образом воспитан. Вина, таким образом, отчасти падала и на моего мужа. Очевидно, командующий корпусом мало знал татар, их поверья и приметы, иначе он не сказал бы такого моему мужу.

Не прошло и нескольких месяцев, как командующий корпусом снова вызвал к себе моего мужа. Ренненкампф явился быстро, по форме одетым и ждал, не зная, в чем дело. Вошел все тот же командир корпуса, смущенно пожал руку моему мужу и извинился за свой недавний разнос из-за убийства еврея на пользу лошадиного здоровья. Он сказал, что погорячился и был неправ. Оказалось, что денщик командующего повесил еврея на люстре у него в квартире. Денщик слышал, как еврей поносил командующего, отказавшегося принять его мошенническую поставку фуража. Этот солдат также попал под суд.

Командующий просил моего мужа забыть эту историю и не сердиться на него, прибавив, что солдаты-татары слишком уж любят свое начальство, а сами за это гибнут.

Вскоре вспыхнула Русско-японская война, и генерал Ренненкампф отправился на фронт. Во время войны он был серьезно ранен в ногу на полтора сантиметра ниже колен[ного] сустава. Врач тут же осмотрел рану. Сапог нельзя было снять обычным способом, т. к. это причиняло боль. Пришлось его разрезать и отрезать кусок брюк, чтобы освободить ногу. Муж мой ни за что не хотел оставить японцам эти «трофеи» и велел их сжечь в его присутствии.

Досадное ранение лишило его возможности участвовать в сражении при Ляояне.[51] Оно заставило мужа на время оставить свои войска и лечь в госпиталь Крас[ного] Креста, где сестрой милосердия была жена его адъютанта Надежда Ивановна Гейзелер.[52] Потом, уже в Вильно, она рассказала мне о случае, который произошел при лечении генерала Ренненкампф а.[53]

После двух операций рана на ноге никак не заживала и гноилась из-за множества мелких осколков кости, оставшихся в ней от пулевого ранения. Но генерала мучило не это – он был очень терпелив. Он рвался в бой, к своим войскам, а рана не пускала его из госпиталя. Наконец, все очистили, и заживление пошло быстро. Муж мой обе операции перенес без хлороформа только потому, что из-за его нехватки солдат оперировали без наркоза. Он не хотел никаких преимуществ перед солдатиками и наотрез отказался от наркоза. Врачи были удивлены, но подчинились его требованию. Единственное, что он позволил себе, – это курить сигару во время мучительной операции.

Наконец, ему стали делать массаж и горячие ванны для ноги. Генерал тосковал по войскам и все торопил врачей и сестру милосердия. Он хотел быстрее выйти из лазарета. Раз даже не выдержал и просил на носилках отнести его к войскам, увидел их и немного успокоился. Это вызвало большой энтузиазм. Все были рады его видеть и поняли, что скоро он снова возглавит войска.

Вернувшись в лазарет, мой муж не мог дождаться, когда выберется из него. Он просил сестру Гейзелер приналечь на лечение, т. к. у него уже не было терпения оставаться праздным во время войны. Вот она и постаралась.

Однажды Над[ежда] Ивановна Гейз[елер] приготовила горячую ванну для его ноги. Генерал был послушным, терпеливым больным и делал все, чтобы скорее поправиться. Сестра заметила, что, поставив ногу в ванну, он изменился в лице. С каждым мгновением борьба и страдание все больше и больше отражались на его лице. Она спросила: не болит ли рана, не дурно ли ему. Генерал ответил отрицательно, но ванна, по его словам, столь горяча, что если бы сестра была не русской, а японкой, то он мог думать, что она хочет сварить его ногу. Гейзелер поспешно велела вынуть ногу. С ужасом увидев, что вся кожа побелела, начала извиняться за свою ошибку.

Хорошо еще, рассказывала Надежда Ивановна, что по его лицу заметила неладное, иначе не только кожа сошла бы, но и мясо отвалилось, такая горячая была вода. По своей рассеянности она не посмотрела на градусник. На ее вопрос, почему генерал сразу ничего не сказал, он ответил, что она, а не он сестра милосердия. Он подчинялся ей и думал, что такая температура и должна быть. Оказалось же, что она – сестра