Воспоминания - [74]

Я разделял опасения и тревоги моих коллег по поводу того, что было важно для всех нас. Но в то время я не подозревал, что скоро мне придется принимать какие-то серьезные решения, так же как не предполагал, что мой предстоящий, двенадцатый по счету, сезон в «Метрополитен» будет моим последним сезоном в этом театре.

Я по-прежнему выполнял свои обязанности, то есть делал примерно то же, что и всегда. Вместе с Лукрецией Бори открыл 4 ноября сезон в Филадельфии оперой «Манон» и сразу же после этого оперой «Любовный напиток» — сезон в «Метрополитен». Гатти- Казацца давно уже ввел в театре традицию выезжать со спектаклями в пригороды Нью-Йорка. И поэтому 13 ноября я пел в Уайт Пленсе в «Мадам Баттерфляй». Затем я снова пел в «Метрополитен» — в «Дон-Жуане», в Бруклине (штат Коннектикут) — в «Джоконде» и в Харфорде в «Травиате». В пользу итальянской больницы в Нью-Йорке я пел в «Африканке», а в «Миньон» — в пользу медицинской миссии в Тренфиле на Лабрадоре.

После концерта в Бостоне, 13 декабря, публика устроила мне настоящую осаду: собралось двенадцать тысяч человек... Затем я принял участие в традиционном празднике «Санто-Стефано» в «Метрополитен». И, как это было принято у солистов, каждому из 119 хористов, 93 оркестрантов и 40 служителей сцены, гардероба и посыльных я подарил какую-нибудь золотую вещицу — запонки, браслет или что-нибудь в этом роде.

1 января 1932 года мы с Лукрецией Бори пели в дневном спектакле в «Метрополитен». Давали «Богему», и спектакль транслировался по радио. В те времена такие опыты еще только начинались. Успех передачи превзошел все ожидания. Слушали ее миллионы радиослушателей, и нас буквально засыпали поздравительными и благодарственными письмами. Это обрадовало дирекцию, и она решила регулярно каждую субботу транслировать оперу по радио. Да первые три месяца это принесло театру доход в 150 тысяч долларов. Кроме того, радиопередачи служили хорошей рекламой и привлекали к нам новых зрителей. В этом отношении характерен такой случай. Во время дневного представления «Богемы» 1 января в кассу театра примчалась какая-то женщина и немедленно потребовала у кассира билет. Кассир заметил ей, что спектакль давно начался, что прошла уже половина спектакля.

— Я знаю! Я знаю это! — воскликнула женщина. — Я слушала оперу по радио. Это было так великолепно, что теперь хочу дослушать остальное здесь!

В январе и феврале 1932 года я, как всегда, отправился с концертными гастролями по всему континенту от Атлантики до Тихого океана. К большому удивлению, я не заметил, чтобы в условиях кризиса здесь стали меньше ходить в оперу. Во всех городах — от Торонто до Чикаго, от Сан-Франциско до Нового Орлеана, от Эль Пасо в Техасе до Каламазоо в штате Мичиган билеты во всех театрах всегда были раскуплены.

16 марта 1932 года я вышел на сцену в новой роли — пел партию Эльвино в опере Винченцо Беллини «Сомнамбула». Этой партии суждено было стать моей последней новой работой в «Метрополитен». И хотя в этой опере есть самые волнующие страницы чуть ли не всего оперного репертуара, такие арии, как «Ах, не думала увидеть тебя...» или изумительный дуэт II акта, — «Сомнамбула» все же ставится редко, и по той простой причине, что главная партия, сопрано — очень трудна, настолько трудна, что редко даже встречаются голоса, которые могут справиться с ее сложностями. Это была, по правде говоря, очень подходящая опера для того, чтобы подчеркнуть все необычайные достоинства таланта Лили Понс. В то же время Гатти-Казацца нашел отличный предлог, чтобы отметить юбилей: впервые опера была поставлена 101 год назад. В театре «Метрополитен» она ставилась в первом его сезоне — в 1883 году. В ней пели тогда Марчелла Зембрих и Итало Кампанини. Карузо и Марчелла Зембрих пели затем в этой опере в 1906 году. Впоследствии она возобновлялась еще дважды — в 1916 году (с Марией Берриентос), в 1919 году (с Эльвирой де идальго).

«Сомнамбула» в одном отношении очень схожа с «Дон-Жуаном». В таком большом театре, как «Метрополитен», невозможно выявить все ее достоинства. Красота оперы, нежная, прозрачная, требует в идеале менее просторного помещения и более интимной обстановки. И все же Лили Понс, несмотря на это, поразительно исполняла партию Амины. Насколько хрупким и целомудренным было это олицетворение нежной и юной женственности, настолько же блестящим и виртуозным было замечательное звучание ее голоса. Постановка оперы удалась, несмотря на все трудности и неудобства. Мне лично очень нравилась моя партия влюбленного, страдающего из-за героини-сомнамбулы. И, отдавая весь свой голос во власть гармоничных изгибов мелодики Беллини, я с необычайной радостью ощущал, что достигаю цели. Но я также прекрасно понимал, что на этот раз лавры предназначались не мне.

Сезон подошел к концу, как обычно, в апреле. На последнем спектакле — в «Африканке» — я пел вместе с Элизабет Ветберг. Серафин дирижировал со свойственной ему живостью, а я, как всегда, заслужил аплодисменты после арии «О, чудный край». Все было в порядке. И все же, хоть я и не был еще в этом уверен, Это было мое прощание с «Метрополитен».