Воспоминания - [65]

По приезде в Казвин я представился ему как был в дорожной одежде, познакомился с его молодой супругой, а также с новым врачом миссии, Каппером, наконец, с князем Алексеем Солтыковым, атташе миссии, который прибыл в Персию, чтобы познакомиться со страной и людьми. Солтыков был камер-юнкером и перебывал на службе почти во всех русских посольствах в Европе в качестве атташе, но, как он сказал мне позднее, никогда не брался за перо. Он был богатым, образованным и независимым человеком, занимался живописью, что делал мастерски. Поскольку князь рано познал все стороны жизни, он ко всему относился свысока, был немного скептичен и наводил на всех скуку. Вскоре он покинул Персию, чтобы отправиться в путешествие по Индии, во время которого сделал много замечательных рисунков. В 60-х годах он умер в Париже старым холостяком, оставив после себя очень большую коллекцию редкого и дорогого оружия. Он был джентльмен в полном смысле слова. Одевался как англичанин и следовал английским обычаям. Великолепно владел английским языком, а также немецким, французским и итальянским. Я провел с князем приятные часы в Тегеране и еще долгое время после его отъезда из Персии вел с ним переписку, вплоть до его путешествия в Индию.

4 ноября я отправился с новой миссией в Тегеран. Михмандара, сопровождавшего полковника Дюгамеля из Тавриза, звали Алаир-хан. В его обязанности входило заботиться о подготовке ночлега, подвозе пищи и вообще обо всем, чтобы сделать путешествие по возможности приятным. Мадам Дюгамель, милая и очень образованная женщина, ехала в элегантной берлине,[89] для разнообразия иногда садилась на коня, так что наше путешествие было очень приятным. 6 ноября мы прибыли в Солеймание, где остановились на ночь во дворце шаха. Отсюда я послал в Тегеран чапара (курьера), чтобы предупредить графа Симонича о нашем скором прибытии, дабы он мог все подготовить для встречи (эстекбаль) нового министра. 7 ноября мы добрались до лагеря Кент-Сохиган, красивой большой деревни, расположенной у подножия Эльбурса и удаленной от Тегерана приблизительно на 2 фарсанга, где и заночевали. Здесь новому министру и его супруге представились члены миссии Гутт и Ивановский, с которыми мы провели приятный вечер.

8 ноября, рано утром, я выехал с мадам Дюгамель в Тегеран. Одетая в персидский костюм, она сидела в носилках, которые везли два мула. Лицо ее было закрыто плотной вуалью. Я представил мадам графа, который вышел навстречу нам или, скорее, ей к воротам нашей миссии. Граф провел мадам внутрь помещения, а я поехал обратно в Кент, чтобы присутствовать при торжественном въезде полковника Дюгамеля в персидскую столицу. Для этой цели шах послал навстречу новому посланнику несколько вельмож с многочисленной свитой. Посланнику хотели показать этим, что, чем дальше от ворот столицы, тем больше внимания ему оказывается. Впереди шли скороходы и феррахи шаха, и я прошептал полковнику Дюгамелю, чтобы он ехал очень медленно, потому что на Востоке это свидетельствует об авторитете и важности. Так процессия приблизилась к Дервазе-йе Доулат (Ворота властителя столицы). По обеим сторонам дороги был выстроен гвардейский батальон сарбазов, между которыми мы медленно проехали. На нас обрушилась оглушительная музыка; она сопровождала посланника до ворот его резиденции.

11 ноября полковник Дюгамель нанес шаху свой первый визит, а граф Симонич — прощальный. Мохаммед-шах принял нас в тронном зале, демонстрируя неприступность и роскошь. Стены зала были покрыты зеркалами. Однако это была лишь тень той роскоши, которой был окружен во время таких приемов его предшественник — Фатх-Али-шах. Об этом мне подробно рассказывал граф Симонич, который еще застал последние дни блеска персидского двора. После аудиенции мы отправились к первому министру, который, казалось, очень сожалел, что граф Симонич покидает Персию, и наговорил ему тысячу любезностей, но при этом не мог удержаться, чтобы не поругать англичан и не похвалиться могуществом Персии. 13 ноября граф устроил новому министру и его свите, а также нам прощальный ужин и 15 ноября покинул Тегеран, чтобы отправиться в Петербург. Я сердечно попрощался с ним, и мне не довелось больше увидеть этого замечательного человека. Он был назначен комендантом Варшавской цитадели и умер от последствий падения из-за поломки оси экипажа, оставив большую семью.

Между тем в Тегеран прибыл наш консул Александр Ходзько из Решта в Гиляне, чтобы представиться новому полномочному министру. Он был моим старым знакомым, с 1836 г., со времени моего пребывания в Астрабадской бухте. Консул сопровождал подарки, которые были посланы из С.-Петербурга нашим правительством по воде через Астрахань в Решт, а оттуда по суше в Тегеран, обычай, который повторялся каждый раз при смене полномочных министров при персидском дворе. Эти подарки — хрустальные и фарфоровые сосуды с императорских фабрик, сукно, бархат, ткани, шитые золотом и серебром, и т. д. — были нагружены на 50 мулов и доставлены сюда капитаном Леммом из топографического корпуса. Он, бывший мой учитель астрономии, научил меня определять точку солнцестояния, а также вычислять долготу по хронометру. Однако нас больше всего интересовал прибывший капитан Альбранд, который был направлен сюда начальником Кавказского армейского корпуса, чтобы принять здесь русский батальон и препроводить его в Тифлис.