Воспоминания - [49]
Несмотря на все эти странности, Мирза Хаджи-Агасси был совсем не глупым, а лишь, как говорится, упрямцем. Его коньком были солдаты, ружья и особенно пушки. Он возомнил, что, чем больше шах, его повелитель, будет иметь пушек, тем больший страх, по его мнению, будут испытывать перед ним враги Персии.
Однажды он показал нашему консулу в Гиляне А. Ходзько во время его пребывания в столице арсенал Тегерана. Указывая на многочисленные пирамиды ядер, сложенные в просторном дворе арсенала, он сказал ему:
— Смотри, сколько у меня уже есть ядер: если мне пришлют еще те ядра, которые я приказал отлить в Мазендеране, то у меня будет целый курур (500 тыс.). Предположим, что каждое из этих ядер убьет одного солдата. Какая армия сможет тогда устоять против персидской?
В то же время надо признать, что в качестве первого министра он верно служил своему повелителю. На него никто не имел влияния, и к тому же он был честным человеком, каким может быть только перс. Поскольку шах давал своему министру полную свободу действий и все приказы и распоряжения во время осады Герата исходили от Мирзы Хаджи-Агасси, не удивительно, что все шло шиворот-навыворот, ибо у него не было никаких военных знаний, и он никогда не покидал лагерь, чтобы поближе посмотреть на Герат.
Мирза Хаджи-Агасси угостил нас шербетом и много говорил о своих подвигах в сражениях против афганцев. От него мы направились к Мохаммед-шаху, который принял нас в просторном шатре, окруженном сарай-перде, т. е. перегородками из холста, составлявшими род двора. Церемониал этой аудиенции был гораздо проще, чем если бы он принимал нас в своем дворце в Тегеране. Он казался очень милостивым и благосклонным по отношению к графу, обрадовался его приезду. И так как граф представил меня своим адъютантом и сказал шаху, что я обладаю некоторыми познаниями в искусстве осады, шах выразил пожелание, чтобы я побывал в окопах и высказал о них свое мнение. Граф Симонич ответил, что желание его величества будет исполнено, и мы удалились из шахского шатра, соблюдая обычный церемониал, и трижды низко поклонились. В это время наши слуги занимались тем, что ставили палатки на почтительном расстоянии от лагеря персидской армии. Так как места было много, я приказал размещать их на определенном расстоянии друг от друга, с тем чтобы позднее вблизи палаток можно было построить конюшни и даже летние помещения из саманного кирпича или сырой глины.
Едва мы разбили палатки, как появился капитан Семино, пьемонтец, служивший у персов. Он представился графу, которого знал по Тавризу и Тегерану. Я воспользовался случаем и познакомился с ним. Наш министр предложил ему отправиться со мной для осмотра окопов.
Мы сразу же сели на коней и поехали через персидский лагерь, через опустошенные виноградники и деревни, через ручьи и каналы. Во время инспектирования я поднялся на возведенный из сухой глины бруствер, дабы через зубцы его стенок посмотреть, что происходит на валах или стенах крепости. В тот же момент в зубцы, за которыми я прятался, ударила пуля, осыпав мое лицо глиняной пылью. На мое счастье, зубцы стенок бруствера были толстыми. Могло статься так, что меня сразу же по приезде в Герат сразила бы афганская пуля.
Осада этого города, е котором находилось лишь около 3 тыс. афганцев без артиллерии и перед крепостными стенами которого около 10 месяцев стояла и не смогла его взять 30-тысячная армия персов с 60 пушками, потому что они часто игнорировали основное правило искусства осады и еще чаще действовали вопреки здравому смыслу, описана мною в специальной статье со всеми подробностями.
Я привожу здесь лишь важнейшие моменты этой странной осады и указываю на эксцентричность характера, если не сказать сумасбродство, первого министра Мирзы Хаджи-Агасси. Кроме того, я делюсь некоторыми впечатлениями, которые сложились у меня от лагерной жизни под крепостными стенами Герата с 9/21 апреля до 28 августа (9 сентября) 1838 г.
Приводимые здесь подробности военного похода персидской армии под командованием Мохаммед-шаха на Герат в 1837–1838 гг. основаны на фактах, очевидцем которых был я сам или о которых мне сообщали надежные люди. Все, что я говорю об этой странной осаде, нисколько не преувеличено. Сам поход и последующая осада были не чем иным, как едкой сатирой на военное искусство и смешной пародией на правила, которые лежат в основе осады. Действительно, европейцу трудно представить себе, как могла армия численностью около 30 тыс. человек с 60 пушками 10 месяцев безуспешно стоять под стенами города, который, начисто лишенный пушек, обороняло лишь от 2 тыс. до 3 тыс. афганцев. Однако осаждавшими были персы, так верно описанные остроумным Морриером в его книге «Хаджи-Баба», правдивость которой в том, что касается характерных черт и обычаев персов, нельзя переоценить.
