, а Оболенский заставил меня написать биографию своего деда-дяди, графа Аркадия Ивановича Моркова
[64], для чего позволил мне рыться в его депешах. Успех окрылил меня, и к юбилею университета написал я биографию его основателя Ивана Ивановича Шувалова
[65]. Когда она потом вышла в свет, приезжали ко мне с благодарным словом наследники его, внуки его сестры Прасковьи Ивановны, князья Голицыны Александр Федорович (статс-секретарь у принятия прошений на высочайшее имя) и младший брат его Михаил Федорович, живший в Москве в Шуваловском доме на Покровке и женатый на графине Луизе Трофимовне Барановой, племяннице царева друга и министра Двора графа Адлерберга. Я пользовался до самой кончины их неизменным их благорасположением и гостеприимством. У княгини Луизы по понедельникам много лет сряду собиралось перед обедом все высшее Московское общество, и тут были мои первые шаги по сближению с Русской знатью, с которою я входил в отношения ради любимых моих занятий родословиями и новейшею Русскою историею. Юбилей был отпразднован пышно, но начальство действовало неуклюже. Нас, работников по юбилейным изданиям, даже не пригласили на юбилейный обед, куда попечитель университета Назимов назвал разных военных чинов. На юбилей приехал и начальник всех учебных заведений Яков Иванович Ростовцев, имевший большую в России известность как офицер, подавший Николаю Павловичу донос на своих товарищей-декабристов. Хомяков сказал про него, что он в одно и то же время и отец и сын. Оболенский давал нам разбирать и бумаги Екатерининских статс-секретарей. Тут нашлась записочка старика Неплюева, посланная Государыне из Петербурга в Петергоф 28 июня 1762 года, в которой Неплюев извещал, что все обстоит благополучно, но что необходимо приказание вносить обратно иконы в церкви (оказывается, что милый ее супруг приказал убрать святыя иконы из своих домовых церквей). Князь Оболенский эту записочку немедленно захватил к себе, и до сих пор об ней ничего не известно. Про князя говорили, что он находится в тайной службе в секретном отделении Государевой канцелярии. Позднее, когда он уже вышел в отставку и я уже не служил в Архиве, статс-секретарь Гамбургер сказывал мне, что Оболенский прислал к князю Горчакову письмо с жалобою на мое имя и на Сергея Михайловича Соловьева, что мы в наших трудах позволяем себе ссылаться на перлюстрации, хотя относящиеся к временам Елизаветинским. К концу своего служения князь Оболенский сделался несносен. Так, Афанасьева уволил он от службы за то, что у него на казенной квартире переночевал эмигрант Кельсиев
[66].
