Воспоминания американского школьника - [2]

Ривермут очень хороший город. Он почти на самом берегу моря; посередине города протекает река. Все ривермутские мальчики умеют грести и управлять лодкой. Мама и папа родились и выросли в Ривермуте. Дедушка живет там постоянно. Он написал папе, что очень хочет познакомиться со своим внуком, - это со мной. Я буду жить у дедушки и учиться в той самой школе, где учился папа.

Дедушка раньше был капитаном на корабле. Он объехал весь свет. Во время кораблекрушения ему повредило ногу сломанной мачтой. С тех пор он немного хромает и всегда ходит с тростью.

- Теперь я тебе покажу, как мы поедем в Ривермут, - сказал папа. Он выдвинул ящик стола и вытащил большую карту.

- Смотри, Том, вот этот кружок - Новый Орлеан, вот - Бостон. До Бостона мы поплывем на корабле.

Папа красными черточками нарисовал, как будет плыть корабль.

- А вот эта черная точка около Бостона - Ривермут. Из Бостона в Ривермут нас довезет поезд.

Я еще никогда не ездил ни на корабле, ни на поезде.

«А ведь, пожалуй, это хорошо, что мы едем в Ривермут», - подумал я.

Когда же папа сказал мне, что дедушка купил для меня пони, и пони уже стоит в конюшне, я запрыгал на одной ноге.

Папа засмеялся.

- Ну, решай, Том, - сказал папа, - если ты уж так не хочешь ехать, мы можем остаться в Новом Орлеане.

- Ну, нет, - закричал я, - непременно поедем в Ривермут!

2

В газете было напечатано объявление:

Быстроходный пакетбот «Тайфун», совершающий постоянные рейсы между Бостоном и Новым Орлеаном, отходит 11 мая в час пополудни.

Лица, желающие предпринять путешествие, благоволят приобрести билеты в корабельной конторе на улице Мира.

Контора покорнейше просит доставить грузы на борт не позже 10 мая.

Папа купил три билета: для мамы, для себя и для меня. И в назначенный день в 12 часов мы стояли на палубе «Тайфуна» среди корзин, сундучков и сундуков.

Вокруг суетились загорелые люди в фуфайках и шапочках с помпонами. С верхнего мостика гудел сквозь рупор чей-то голос. Я задрал голову и посмотрел вверх. Там стоял, наклонившись над перилами мостика, капитан. Его медный рупор блестел на солнце. Щеки капитана раздувались, точно пузыри для плаванья.

Уже к часу на пакетботе все было в порядке. Последние ящики и бочонки скатились в трюм, исчезли длинные, перемазанные дегтем сходни, грузчики остались на берегу, матросы стали по местам.

За бортом раздался пронзительный свисток. К «Тайфуну» подходил, взбивая воду, как сливки, пузатенький буксирный пароходик. На черной корме блестела золотыми буквами надпись: «Альбатрос».

Наши матросы перекинули на буксир канат. «Альбатрос» запыхтел, зафыркал и потащил наш тяжелый пакетбот на середину Миссисипи.

Однажды я видел у нас в саду, как муравей тащил личинку в десять раз больше, чем он сам. «Альбатрос» был точь-в-точь, как этот муравей.

Я стоял, держась за перила, и смотрел, как отползает назад новоорлеанский берег, как уменьшаются дома и корабли, стоящие в порту.

Скоро они пропали вдали, и мимо нас потянулись одни кипарисы, обросшие мхом, да илистые топи.

«Тут, наверное, живут змеи и аллигаторы», - подумал я.

Река сделала крутой поворот, и папа сказал мне:

- Том, смотри, как хорошо отсюда опять виден город.

И в самом деле, Новый Орлеан был виден точно с горы. Но теперь он стал похож на кучу спичечных коробочек, а блестящий купол большого собора казался не больше маминого наперстка.

Пароходик вывел пакетбот в залив, сбросил наш канат прямо в воду, зашипел, засвистел и побежал обратно в Новый Орлеан.

А «Тайфун» развернул паруса и понесся по ветру.

Целый день просидел я на куче канатов возле рулевого: прислушивался к непонятной команде капитана и смотрел, как поворачивается штурвальное колесо, карабкаются по вантам матросы и проплывают вдалеке берега.

Только вечерняя темнота и вечерний холод загнали меня в каюту. Я спустился по узкой лесенке. Глаза сами зажмурились от яркого света.

В каюте было уютно. Над круглым столом покачивалась тихонько большая лампа; стаканы, вилки и ножи приплясывали и звенели. Папа усадил меня за стол и пододвинул ко мне тарелку. Но все кушанья почему-то немножко пахли дегтем, и мне не хотелось есть.

Я принялся рассматривать пассажиров. Прямо против меня сидел сухонький, совершенно лысый старичок. Его лысина блестела под лампой, как бильярдный шар. От носа к подборку шли складки, и, улыбаясь, он показывал длинные, желтые, как у лошади, зубы. Он был одет в клетчатые панталоны и узкий сюртук. Его белый высокий воротник подпирал щеки и, кажется, мешал ему есть. Я знал, что этот старичок - отставной капитан, мистер Трик.

Когда я ходил с папой покупать билеты, я видел в корабельной конторе желтое объявление с красными печатями:

...Совладельцем вышеупомянутых господ Тэчер и Смит является мистер Джозеф Трик, капитан в отставке, права коего на четверть пакетбота «Тайфун» изложены в нижеследующих пунктах...

Спросить или не спросить: мистер Трик, какая четверть «Тайфуна» ваша? На носу или на корме?

Нет, лучше завтра узнаю у матросов.

Рядом с капитаном сидела высокая плоская дама с соломенными кудельками, в зеленом платье. Она рассматривала меня в лорнетку и ласково улыбалась.