Воспоминания: 1826-1837 - [46]
Оба крупных турецких корабля уже использовали свои атакующие орудия, и, получив быстрый ответ малых пушек русского фрегата, приблизились к нему. Они обстреляли его двумя рядами своих орудий каждый, после чего приказали бригу сдаться. Ответом наших моряков был крик «Ура!» и залп из всей пушек и ружей. Удивленные такой храбростью турки обстреляли их слабый корабль картечью, но неустрашимый Казарский продолжал защищаться и вести свой огонь столь умело, что турецкий трехпалубный корабль вышел из боя и спустил паруса. Вскоре его примеру последовало и 74 пушечное судно. Оба они имели повреждения в такелаже, и им было стыдно продолжать этот поединок. Бриг «Меркурий» был буквально прошит ядрами, более половины членов экипажа были убиты или ранены. Наконец, после почти двухчасового сражения на виду у всего турецкого флота он смог уйти. На следующий день весь израненный, и еле держась на воде, но как победитель этот корабль появился перед нашим удивленным флотом. Через три года, когда этот бриг был послан в Константинополь, турки оказали ему воинские почести и устроили его экипажу праздник. Император наградил его георгиевским флагом (вымпелом), назначил Казарского своим адъютантом и наградил почетным оружием в честь этого подвига. Все офицеры и матросы были также щедро вознаграждены. К несчастью на фрегате «Рафаил» не было столь решительного капитана, как Казарский. Будучи окружен турецкой эскадрой, он спустил флаг и стал добычей капудана паши, который вернулся в Босфор.
Победы Паскевича в Азии, взятие Кулевчи, захват Адрианополя и Эноса на средиземноморском побережье, блокада нашей эскадрой Дарданелл, действия нашего черноморского флота, мешавшего проходу через Босфор, столько побед с нашей стороны и столько же неудач со стороны султана породили отчаяние и чувство поражения в Константинополе, и ужас в правительстве. Беспокойство народа, угрозы янычарских частей, все предвещало падение Оттоманской империи, а, возможно, и кровавую национальную революцию. Это поколебало верховную власть и находившийся в Константинополе дипломатический корпус.
В этот момент прибыл посланный королем Пруссии генерал Мюфлинг, который привез от императора Николая предложения мира и доказательства умеренности его требований. Диван увидел свое спасение в переговорах и стал умолять дипломатический корпус о поддержке. Дипломаты боялись за самих себя, если бы взбудораженное население подняло бунт, и хотели всеми способами развеять грозу, которая собиралась над их головами, а также угрожала существованию империи, столь важной для европейского равновесия. Они решились направить к графу Дибичу депутацию с призывом остановить продвижение войск и, тем самым, предотвратить разрушение Константинополя и, возможно, падение султана. Главнокомандующий ответил, что не может принять посредничество ни одной из иностранных держав, но так как желанием императора является мир и сохранение Оттоманской империи, он прекращает свое продвижение и сам предлагает этот мир, как единственное желание своего государя.
Прусский посланник в Константинополе генерал Мюфлинг.
Вот так случилось, что по просьбе послов европейских дворов, наши победоносные армии остановились. Опасение революции в Константинополе, которая могла поколебать трон султана, предотвратило последние удары, которые война нанесла бы его могуществу. Только желание, необходимость сохранить империю полумесяца помешало нашему движению на город, носивший имя Константина. Именно оно при полной готовности с нашей стороны остановило военные действия, началу которых столь способствовали эти же самые европейские послы, разжигая решительность, алчность и враждебность султана. Именно эти кабинеты в 1828 году кричали об амбициозных планах императора Николая, они предсказывали в 1829 году триумф турок, которому заранее радовались. Все их крики, интриги и предсказания разбились о твердую волю императора и о храбрость наших войск. Все их опасения остались беспочвенными перед умеренностью, мудрыми распоряжениями и предвиденьями императора. Голос этих посланцев европейских дворов был услышан только тогда, когда падение Турецкой империи оказалось в руках наших главнокомандующих в Азии и в Европе, он взывал к милости и к поддержке наших врагов.
Император предвидел, что, в конце концов, султан убедится в проигрышности своей позиции, и попросил мира. Он направил в главную квартиру графа Алексея Орлова и графа Палена для того, чтобы граф Дибич смог уполномочить их на ведение переговоров. Условия мира были составлены в кабинете императора, и были такими, как он о них объявил при открытии кампании. С турецкой стороны переговоры вели башдефтердар Мехмед Садык Эфенди и анатолийский кази Абдул Кадыр Бей. Переговоры проходили в главной квартире нашей армии в Адрианополе. Они велись энергично, несмотря на все трудности, порожденные коварной турецкой политикой и ревнивым влиянием английского, французского и австрийского послов, направленные на их затягивание и срыв мирного урегулирования. Но инструкции из Петербурга были вполне определенными, и ничто не могло помешать их выполнению.
