Воспоминания: 1826-1837 - [150]
Усиливавшаяся непогода так разыгралась, что линия взводов была вынуждена отступить на несколько шагов, знамена держали по два, а то и по три человека, я сам, будучи довольно сильным человеком, с трудом мог держаться на ногах и двигаться вперед. Невозможно было и думать о торжественном прохождении войск. Несмотря на это, войска были представлены прекрасно, это были настоящие бойцы с воинственным и внушающим доверие видом, на которых было приятно смотреть. Никогда еще войска не принимали меня с таким восторгом, было видно, что они рады видеть своего императора. Казалось, что все стихии ополчились против нас: вода готова была поглотить нас, ветер дул самым свирепым образом, а тут еще над Геленджиком появилось пламя. Вельяминов бросился к источнику огня, мы последовали вслед за ним. Горели провиантские склады, за ними занялись собранные рядом снопы сена в несколько миллионов пудов. Усилившиеся из-за этого огонь и дым накрыли артиллерийский парк, наполненный порохом и заряженными гранатами. Мы находились посреди этой опасности, пока солдаты с величайшим хладнокровием выносили в своих шинелях взрывчатые боеприпасы из окружавшего нас огня. Вечером мне захотелось вернуться на борт парохода, но это оказалось невозможно, ветер не давал спустить на воду шлюпки. Нам захотелось есть, но ветер опрокинул на землю кухню вместе с обедом. Пришлось остаться голодными и страдающими от холода в плохом домишке, в ожидании ослабления ветра.
Я поехал осмотреть госпиталь и навестить генерала Штейбе, который в одной из последних схваток с горцами был опасно ранен. Я опасался, как бы мы его не потеряли, это храбрый офицер[40].
Только на следующий день в 5 часов мы смогли вернуться на наш корабль, который тоже подвергался опасности быть сорванным с якорей и унесенным в открытое море. Я был рад, что все это видел и мой сын, которым я был весьма доволен в данных обстоятельствах. В 11 часов ночи мы бросили якорь у Анапы. Утром 24-го мы поехали в крепость, я устроил смотр гарнизону, посетил госпиталь и осмотрел оставшуюся часть этих ужасных трущоб. Здесь надо будет основать поселения, которые станут активно использовать окрестные места и, тем самым, уменьшат опасность нападения горцев, которые всегда готовы напасть на гарнизон на выходе из укреплений. Так как в Анапе больше делать было решительно нечего, мы снова поднялись на борт корабля, и в 4 часа были уже в Керчи. Этот город получил значительную выгоду от прибрежного судоходства, он неизбежно стал гораздо больше. Недавно построенная набережная очень красива, непрерывно проводимые раскопки приносят большое количество древних находок, ими полон местный музей и много любопытного будут направлены в Петербург, в частности, массивная золотая маска, найденная в одном из захоронений. Она изображает лицо женщины между 30 и 40 годами и является законченным художественным произведением. Здесь мы расстались с наследником, который поехал в Алупку, где все еще находилась императрица, с тем, чтобы оттуда продолжить свою поездку по внутренним губерниям империи.
Я же на „Полярной звезде“ направился в Редут-Кале, куда прибыл 21-го числа после обеда. Здесь меня встретил главноуправляющий кавказскими провинциями генерал Розен. Это жуткое место расположено посреди болот, которые делают воздух болезнетворным. В нескольких верстах оттуда мы встретили мингрельского властителя князя Дадиана, который со своей многочисленными сопровождающими верхом приехал меня встретить и составить почетный эскорт. Его наряд, как и все его обличье, были весьма необычными, свой национальный костюм он нашел нужным дополнить нашим генеральским головным убором, что оказалось очень забавно. Сопровождали его богато одетые, хорошо вооруженные и очень красивые мужчины. По мере нашего продвижения вперед мы встречали все больше красивых деревьев и кустарников, о подобной растительности в Европе не имели ни малейшего представления. На ночлег мы остановились в селение Зугдиди, сначала я зашел в церковь, а затем во дворец князя, где в большом зале для меня были приготовлены апартаменты. Зала была разделена прекрасными занавесями на спальню и рабочий кабинет. В своих помещениях меня встретила супруга местного суверена княгиня Дадиана. Эта огромных размеров женщина была полной противоположностью своему щуплому и низкорослому супругу. Стоило только посмотреть на эту супружескую пару, чтобы убедиться в том, что именно она играет здесь главную роль. Впрочем, это очень достойная женщина, в качестве правительницы она оказала нам большие услуги во время последней войны против Турции. Возможно, что без нее была бы поколеблена верность ее мужа к России, который испытывал давление Оттоманской Порты и коварство некоторых своих приближенных[41].
Мингрельская знать приготовила для меня почетный караул, который был совершенно особенным, благодаря национальной одежде и редкой красоте мужчин. Это один из самых красивых народов в мире. Все они выказали мне усердие и преданность, которые в этих краях не могут быть наигранными, и встретили меня нашим добрым русским „Ура!“. На следующий день при моем отъезде меня сопровождали до границ Имеретии князь Дадиани и его вельможи. Там при полном параде меня ожидал государь этого небольшого княжества со своими князьями и дворянством. В Кутаиси перед предназначенным для меня домом был выстроен такой же почетный караул. Все их наряды и доспехи придавали моей поездке сказочный флер, подобный „Тысяче и одной ночи“. Рано утром 29-го числа мне был представлен имеретинский архиепископ Софроний, митрополит Давид, государь сванов князь Михаил и некоторые князья, недавно принятые в российское подданство. Затем я осмотрел госпиталь, школу и казармы 10-го линейного Черноморского батальона, и в 10 часов снова пустился в путь, сопровождаемый до границ Грузии этими князьями и представителями знати. На приграничной почтовой станции, где мы заночевали, нас встретили губернатор, предводитель дворянства с местными князьями и знатью, а также представители осетинского дворянства.
