Воспоминания: 1802-1825. Том I - [17]

Я хотел бы, чтобы наши великие философы — проповедники человеческого счастья в своем первозданном состоянии, имели возможность провести эту ночь со мною; они бы, я считаю, изменили бы максиму и восхвалили счастье цивилизованного человека. Но также они восхитились бы со мной впечатлением, кое первые лучи солнца произвели на эту семью, которая, казалось, изнемогала под тяжестью нищеты. Все вышли из своего бедного переносного шалаша, чей вход всегда смотрит на восток, и упали ниц на землю, приветствовали благодетельное небесное светило и елейно помолились. Существует ли, в самом деле, более прекрасный храм, нежели природа; более прекрасное божественное изображение, чем светило, которое освещает, которое греет мир. Насколько самые прекрасные церкви малы, насколько самые торжественные обряды ничтожны.

Генерал Спренгпортен вновь поехал по Иркутской дороге, прибыв на Байкал, порт был замерзшим, а лед на озере уже треснул. Нужно было все же пройти или переждать, может быть, месяц до того, как Байкал полностью замерзнет, чтобы иметь возможность проехать на нартах. Работали весь день и всю ночь, и, наконец, мы покинули порт, поднявшись на борт отвратительного торгового судна, держась трех других судов той же постройки. Но едва выйдя из порта, мы должны были сражаться против новых льдин; я помогал работать с таким усердием весь день, что, как только я прилег, заснул столь глубоким сном, что проснулся только на следующий день после полудня; мы стояли на якоре около одного берега, испещренного скалами и в 30 верстах влево от порта, из которого мы отплыли: лоцман надеялся, что ветер переменится и позволит ему вернуться туда, заверяя, что не нужно было более думать о том, чтобы пересечь море. Вечером генерал заснул, я приказал поднять якорь, свернуть парус; ветер поднялся и к великому удивлению нашего лоцмана стал таким благоприятным, но столь сильным, что он нас заставил пересечь Байкал с невероятной быстротой; на заре мы различили Листвиничную, и там благополучно высадились на берег. Лоцман, я не знаю почему, не смог постичь этот избыток счастья, и заявил, что вот уже 17 лет, как он плавает в этом море и это был первый пример, что он видел на Байкале: из трех судов, вышедших с нами, два вернулись в порт Посольское, а один разбился о скалы.

Я самовлюбленно и с великим удовлетворением приписал удачу этой переправы моей счастливой звезде, и принял с удовольствием от всех в Иркутске поздравления по этому поводу.

Мы провели некоторое время в Иркутске для того, чтобы дождаться перевозки на санях. Я нашел несколько офицеров среди полка гарнизона. Император Павел сослал сюда, Бог знает по какой причине, многих молодых людей, окончивших кадетский корпус и прекрасно воспитанных, как это было принято в этом корпусе до того, как пруссомания и в. к. Константин не превратили в казармы эти дворянские школы и не сделали из этих офицерских питомников охранные корпуса капралов.

Я нашел также несколько довольно красивых девиц, кои могли бы служить образцами свежести и крепости, отличающие прекрасный пол Сибири, и которые помогли мне дождаться перевозки на санях с меньшим нетерпением. Я познакомился также с неким французом, величаемым Монтескью, который был приговорен к работам в рудниках Нерчинска, где он провел 7 лет, а теперь получил разрешение проживать в Иркутске, где он нашел призвание, довольно плохо малюя, с позволения сказать, портреты. Он приходил меня навещать ежедневно и рассказывал мне с разглагольствованием и естественной для его нации важностью историю своей жизни и своих несчастий. Этот Монтескью мне заявил, что его отправили в Сибирь по подозрению в намерении поджечь наш Черноморский флот, и предоставил мне самое веское доказательство своей невиновности, заключавшееся в том, что у него обнаружили только одну единственную свечку. Конечно, при помощи столь малого средства было невозможно поджечь флот, но он заверял, что это был только повод, коим воспользовались его недруги, преследовавшие в его лице родного брата Людовика XVI, и для того, чтобы доказать эту мало почетную гарантию, он разделся и показал мне какое-то пятно на своей руке, которое, как он утверждал, являлось французским гербом, высеченное матерью несчастного короля, которая, произведя его на свет, была вынуждена с ним разлучиться.

1803

Перевозка на санях установилась, генерал Спренгпортен вернулся в Тобольск, а я направился в Якутск. Меня сопровождали мой слуга и один казак, и я отправился в дорогу в очень суровый холод и в очень ничтожной повозке. Вплоть до Киренска — маленького городка в 950 верстах от Иркутска — мне было чересчур комфортно, и я ехал довольно быстро. Но тут нужно было следовать всем извилинам реки Лены и прокладывать себе по ним дорогу сквозь глубокий снег; другой дороги не было; летом до Якутска добираются вплавь, спускаясь по Лене, а зимой необходимо передвигаться по льду, который покрывает эту реку. Станции, из рук вон плохо обслуживаемые, словно нарочно устроенные, в некой стране, где никогда не путешествуют, находятся, как правило, на левом берегу и представляют собой только маленькие шалаши, получающие жизнь посредством света, которому сюда позволяет проникать кусочек стекла, служащий окном. Иногда нам было слишком трудно втаскивать нарты на обрывистые берега Лены, и мы были очень счастливы обнаружить несколько убогих лошадей для того, чтобы покинуть как можно быстрее эти грустные поселения, где редко можно обнаружить хоть какой-нибудь кусочек хлеба. Эти заставы охраняются обитателями страны — якутами, и мы были удивлены, что эти несчастные, коих не вознаграждают и не обеспечивают даже лошадьми, еще имеют милость исполнять довольно точно обязанность, которую им навязали.