Воспитание жизнью - [33]

— Но ведь это же бессмысленно! — перебил его ефрейтор.

— Это уж мне решать!

— Только за нас не решай!

— Я ваш командир, и мои приказы распространяются на всех вас, в том числе и на тебя!

— Даже если твои приказы доведут нас до могилы?! — испуганно выкрикнул Бергеман.

«Он просто-напросто испугался, — понял Якоб. — Крикун Бергеман наложил в штаны от страха. Вот тебе и всезнайка! Куда делась напускная бодрость? Если бы можно было, я продержал бы его часа три под водой, а то и целых полдня, пока он не сожмется в комочек и не поймет, какое он ничтожество… О, Якоб, да ты, кажется, злопамятный! — пожурил унтер-офицер сам себя. — А ведь это нехорошее чувство, оно до добра не доведет никогда. Злопамятство и месть, как любит говорить мой брат Александр, — оружие наших врагов, а наше оружие — помощь и единство. Мне нужен Бергеман не трусливый, а смелый, инициативный, сообразительный, который готов поддержать меня в любой момент и словом и делом: будь это дивизионные учения или постройка модели танка для маленького Олафа. Мне нужен этот ефрейтор… и я буду за него бороться…»

Но тут мысли унтер-офицера были прерваны паническим криком ефрейтора Бергемана:

— Я хочу выбраться из этой коробки! С меня хватит! Довольно! Пока нас не залило здесь водой!..

23

Если затопит танк, это будет самым неприятным, что может постигнуть танковое подразделение, и лейтенант Тель хорошо знал об этом. И совсем не потому, что застрявший танк трудно вытащить из воды. Для этой цели имеются специальные тягачи, которые великолепно справятся со своими обязанностями. Самое страшное заключается в другом: вода, попав внутрь танка, портит электрооборудование, радиоаппаратуру, мотор, вообще все, и это влечет за собой перемонтировку оборудования, на что уходит не несколько дней, а несколько недель напряженной работы. Короче говоря, такой танк уже не является боевой машиной и не может быть использован в бою.

Лейтенант Тель все это прекрасно знал, но надеялся, что с ним такого не произойдет.

Прошло десять минут, как танк лейтенанта первым достиг противоположного берега. Открыв люк, лейтенант высунул из него голову и первым делом посмотрел на реку. И сразу же увидел, что форсирование идет не строго по плану. Второй танк отклонился слишком вправо, он шел прямо на бетонную буну…

«Интересно, куда смотрят на КП? — подумал лейтенант. — Не может быть, чтобы они этого не видели!»

Спустя минуту лейтенант Тель узнал, что радиосвязь с танком Тесена потеряна.

Уставившись на поверхность воды, лейтенант с тревогой наблюдал за бесплодными попытками экипажа выбраться из реки. Однако труба, через которую в танк поступал воздух, после каждой попытки вновь перемещалась на середину реки.

«Лишь бы только ребята не потеряли мужество и водой бы их не залило!» — думал лейтенант.

Тель спрыгнул с танка на землю, еще мокрую и вязкую после недавнего наводнения. Гусеницы танка оставили на ней глубокие резные отпечатки.

Лейтенант спустился к самой воде, где уже собралась солдаты из спасательной команды. Кто-то столкнул на воду лодку. Все смотрели на лейтенанта, ожидая от него одного-единственного знака, повинуясь которому они бросились бы в воду.

«Пора или не пора? — мучительно размышлял лейтенант. — Нет, подожду еще немного». А у самого на душе скребли кошки.

— Вот уже три минуты, как танк топчется на одном и том же месте, — заметил невысокий плотный солдат, склонившийся над переносной рацией. Выпрямившись, он не сводил глаз с лейтенанта. Его розовощекое лицо, казалось, еще никогда не знало бритвы. — Удастся ли им выкарабкаться, товарищ лейтенант? Я что-то не очень верю.

«Веришь ты или не веришь, это сейчас не самое главное, — подумал лейтенант. — Важно, чтобы они сами в себя поверили».

— Рация все еще не отвечает? — спросил он у солдата.

— Нет, — ответил радист, — молчат, как мыши.

— Как мыши, говоришь? — вспыхнул лейтенант. — Такого выражения в уставе нет.

Радист застыл по стойке «смирно» и доложил:

— Товарищ лейтенант, рация унтер-офицера Тесена все еще молчит!

— Вот так-то лучше, — заметил лейтенант.

Со стороны холма послышался шум мотора, но солнце било лейтенанту прямо в глаза, и потому он не сразу узнал командира батальона майора Брайтфельда, который выскочил из машины, едва она остановилась.

Лейтенант Тель подбежал к комбату и, вытянувшись, хотел доложить, однако майор решительным жестом руки остановил его.

— Я все отлично видел с холма, — быстро проговорил он. — Меня интересует другое: почему вы до сих пор не приняли никаких мер?

«И он тоже беспокоится», — подумал лейтенант и ответил:

— Это второй экипаж, товарищ майор.

— Не задавайте мне загадок. Я же вам уже сказал, что все видел через стереотрубу!

— Это танк унтер-офицера Якоба Тесена, — смутившись, проговорил лейтенант. — И я хочу, чтобы его экипаж действовал самостоятельно.

— Вы преследуете какую-нибудь цель? — спросил Брайтфельд.

— Так точно, товарищ майор, и притом очень важную: нужно, чтобы этот экипаж самостоятельно нашел выход из создавшегося положения.

Майору Брайтфельду было за тридцать. Когда закончилась война, ему было всего пятнадцать лет. Короче говоря, он принадлежал к тому поколению молодежи, которое было в военные годы отравлено гитлеровской пропагандой. И в то же время это было поколение, на которое нация могла возлагать надежды в ближайшем будущем. И Брайтфельд нашел свое место при народной власти. Он стал офицером народной армии.