Воспитание драконов - [82]

Клефспир проводил лечение не меньше минуты. За это время поверхностное и беспорядочное дыхание пса сменилось глубоким и ритмичным. Хвост задрожал, кончик забился вверх-вниз, и, наконец, он поднял голову.

Клефспир, окончив гнать пар, дыхнул на факел, снова зажигая светильник.

Мама Билли, державшая факел в руке, отшатнулась от жаркого пламени и вытянула руку.

— Есть что-нибудь, чего ты не умеешь?

— Я не могу сделать факел из ничего. Если кончится масло и тряпки, не будет и факела.

Билли гладил Хэмбона, положив его к себе на колени, и давал ему полизать льдинки с пола. Пес слабо повизгивал, но его широко открытые глаза говорили им гораздо больше. Они говорили, что Хэмбон должен выздороветь.

— Я забрал все масло и ветошь из Мерлина, — объяснял Клефспир, — и отодрал табличку с названием самолета с приборной доски. Я приспособил ее под держатель для факела. Я забрал все, что смог, а затем сжег обломки. Мне не хотелось, чтобы кто-то приходил, копался, таща оттуда куски нашей жизни. Самое важное уцелело. Библии я поместил в другой отсек пещеры, а также Fama Regis и коробку с нашими документами.

— Fama Regis, — повторил Билли. — А что это означает?

— Название дано по-латыни. Это хроники короля Артура, написанные, как я уже говорил тебе дома, оруженосцем сэра Девина. Хотя большая часть текста написана на древнеанглийском, заглавия и молитвы он иногда писал по-латыни. Книга очень ценная, и наверняка Девин хотел бы вернуть ее себе. Его воинство шныряет по горам, так что чаще всего мне приходится отсиживаться здесь. Я чувствую, если кто-то из них приближается, также я почувствовал твое приближение. Вот как я успел спасти вас от стрелка.

— Я тоже умею чувствовать опасность. А в тот раз я спас Бонни от Девина. Я оставил ее в горах, чтобы позвать на помощь, но почувствовал, что что-то не так, и побежал обратно. Ну и конечно Девин уже собирался ее убить. Я пришел как раз вовремя.

— Получается, что огненное дыхание — не единственная твоя драконья черта.

— А что еще я умею? — со смехом спросил Билли. — Прибежать в последнюю минуту, когда кто-то уже испугался до полусмерти?

Дракон рассмеялся, и что это был за смех! Веселый грохот прокатился по пещере, земля затряслась у них под ногами, дрожь передалась вверх по коленям и бедрам, и от этой щекотки они хохотали все вместе, пока слезы не покатились у них по щекам.

С минуту Билли чувствовал себя беззаботным, как в старые добрые времена. Но это не могло продолжаться долго; темная тень снова проникла в его сознание. Он вспомнил, что старые добрые времена безвозвратно прошли.

Он положил Хэмбона на пол и встал во весь рост против дракона.

— И что теперь? Охотник соберет войско, чтобы племя истребить? Пророчество исполнилось? И воинство выйдет на битву с тобой?

Клефспир нагнул голову, чтобы взглянуть сыну в глаза:

— Значит, ты пришел разобраться. Тогда ответь мне: где в пророчестве идет речь о тебе?

Билли посмотрел на маму, отчасти желая увидеть ее выражение, отчасти потому, что дракон, кажется, видел его насквозь. Как бы неприятно это ни было, он заставлял себя смотреть ему в глаза.

— Наверное, я — дитя сомнений, — тихо ответил он.

— А почему ты дитя сомнений?

— Потому что я сомневался в вас с мамой. Ты никогда не говорил мне, что был драконом, и я не знал, могу ли я верить тебе снова. У меня было чувство, что я вообще не смогу никому доверять.

— А теперь доверяешь?

Билли зашаркал ногами, потупившись в черный угольный пол.

— Я… я не знаю.

— Тогда почему ты меня так упорно искал?

— Из-за того, что сказал профессор Гамильтон. Он сказал, что нельзя понять Новый Завет, не поняв Ветхого, и тогда я подумал о тебе. Я не мог тебя узнать, пока не понимал, кем ты был раньше.

Дракон пристально изучал лицо Билли, проникая своим драконьим взглядом в каждую его мысль. Затем он низко зарокотал:

— Теперь, когда я не живу с вами, ты остаешься у мамы единственным защитником. Так почему ты полез под пули?

Билли едва не поперхнулся воздухом, но заставил себя ответить:

— Н-ну как ты сказал. Чтобы защитить маму, как ты защитил нас в самолете. — Он снова судорожно сглотнул и попытался сделать глубокий вдох, чтобы успокоиться. — Это был благородный поступок. Так должен поступать бесстрашный и достойный доверия мужчина.

Дракон сунул свой нос к носу Билли, дыша ему в шею горячим сухим паром, и спросил, не грохоча, но мягко мурлыкая:

— Но это ведь не все, верно?

От его теплого и ласкового дыхания Билли перестал дрожать.

— Верно. Но когда мы с отцом… с тобой… летели в самолете, ты знал, что пророчество должно исполниться, и не боялся, что тебя застрелят.

Дракон отодвинул голову, но лишь слегка.

— А ты не боялся?

Билли снова сделал глубокий вдох:

— Я тогда здорово струхнул, но я думал, то есть догадывался, что я ведь тоже часть пророчества. А если так, то все будет хорошо. А если нет, если все это неправда, что ж… тогда мне было бы все рано, что со мною будет.

— А что там о тебе говорится?

Билли снова зашаркал ногами по полу.

— Мне кажется, я знаю, но… — Он осекся.

Клефспир высоко поднял голову.

— Мне тоже кажется, что ты знаешь. — Дракон помолчал, но затем его кроваво-красные глаза вспыхнули пламенем, голос снова зарокотал: — Охотник вернется, и я должен сразиться с ним. Я не знаю, когда это произойдет.