Воспевая утреннюю звезду - [7]

Брина быстро ушла в небольшую комнатку, где на матрасе, набитом соломой и свежими травами, лежала ее дочь. Ллис собралась с духом, взяла баночку с мазью и чистые полоски ткани. Прижав к груди все эти материалы и не обращая внимания на созданные людьми преграды между нею и силами природы, она тихонько спела молитву о даровании покоя. Затем, не давая ослабнуть своей решимости, она повернулась к трудному пациенту.

– Чем болен ребенок? – спросил Адам.

При приближении женщины, к которой он испытывал глубокое недоверие, он прищурился. В монастыре эта неотразимая красотка, не стесняясь, пыталась его соблазнить, а теперь подходит робко и неуверенно, словно самочка зверя, чувствующая опасность. Его раздражало, что та самая женщина, которая так бесстыдно завлекала его, теперь делает вид, что смущается и не решается встретиться с ним взглядом… Но он же знает, что она постоянно наблюдает за ним из-под опущенных ресниц. И только потому, что он видел, с какой любовью относятся к Ллис хозяин и хозяйка дома, он не допросил ее о мотивах ее поступков, и прежде всего о том, почему она смеялась при известии о смерти его брата.

Будучи воспитан человеком, впоследствии принявшем постриг, Адам считал, что нельзя позволять обманывать свою совесть, поэтому он испытывал отвращение не только к Ллис, но и к себе, ибо он понял, что не может помешать этому загадочному существу прокрадываться в его сны и там вить тонкую паутину обольщения. Он хотел бы помешать этому, он бы это сделал, но сны были не в его власти. Он не мог ни прекратить их, ни управлять ими по своему усмотрению. Огонь этих фантастических образов зажигал искорки в его глазах. В его снах ее алебастровая кожа сияла на фоне черного шелкового облака кудрей. И цвет ее глаз менялся в них от нежного цвета незабудок до цвета сверкающего сапфира. И глаза эти туманились страстью, когда она привлекала его к себе, чтобы он мог испить пьянящую амброзию ее поцелуя, сулящего немыслимое блаженство.

Адам резко выпрямился. Он обнаружил, что и при ясном свете дня стал жертвой призывной песни сирены и сжал кулаки, сопротивляясь этому зову: он не позволит ей смутить покой своих мыслей, как она это сделала с его снами!

Золотоволосый мужчина волнами излучал неприязнь, но Ллис не могла допустить, чтобы трусость помешала ей выполнить взятые на себя обязательства. Однако ей нечего было ответить на вопрос Адама, она ничего не знала о болезни Ани. Поэтому ее устраивала наступившая после вопроса пауза… Но Адам повторил вопрос:

– Вы действительно ничего не знаете о том, чем больна дочь Вулфа?

В ответ Ллис лишь покачала темными кудрями, струившимися по плечам ее стройной фигуры. Стараясь совладать с дрожью в пальцах, Ллис сосредоточила внимание на том, чтобы аккуратно разложить на каминной полке необходимые для ее работы принадлежности.

– Так вы полагаете, что есть нечто такое, чего и ведьмы не знают? – В словах его прозвучала горечь, потому что в этот момент он вспомнил отвратительную сцену в монастыре.

Ллис ощутила насмешку, как удар, и неловким движением руки задела горшочек, который едва не угодил в пламя камина. Адам успел спасти мазь. Прекрасно сознавая, что быстрота и ловкость его движений лишь подчеркивают ее собственную неуклюжесть, она почувствовала одновременно и гнев, и унижение и закусила полную нижнюю губу.

Впервые за много дней она встретилась взглядом с Адамом – и увидела в его глазах насмешку. Ей очень хотелось бы резким ударом отразить это циничное недоверие к себе… но она не могла этого сделать! Она тотчас же опустила ресницы, защищаясь от слишком проницательного взгляда. Ллис напряглась, стараясь сдержать гнев, взывая к выработанной годами тренировки сдержанности. Прелестные белые зубки оставили в покое губу и прикусили язык, пытаясь удержать готовые вырваться слова. Это могли быть яростные слова в защиту их общих с Бриной верований, слова о том, что даже могущественные друиды не считали, что смерть им подвластна. Даже очень опытная и знающая Брина не бралась утверждать, что обладает эликсирами от всех болезней.

Рассердившись на себя прежде всего за желание говорить, Ллис так крепко сжала кулаки, что ногти впились в нежные ладони. Она прекрасно знала, что запрещено делиться знаниями с людьми, не входящими в узкий круг посвященных. Нарушение этого правила могло бы привести к утрате единения с могущественными силами природы, а значит, к смерти ее друидской души.

Это было настолько важно, что при мысли об этом гнев ее улетучился, как утренний туман. Она инстинктивно отступила, желая держаться подальше от человека, способного одним взглядом вывести ее из равновесия. Но сделала это она так неловко, что оступилась и едва не упала.

Адам обладал реакцией опытного воина. Он мгновенно поднялся и успел подхватить потерявшую равновесие девушку, схватив ее обеими руками. Его пальцы погрузились в черные как смоль волосы, и волосы эти были именно такими пышными, мягкими и шелковистыми, как это виделось ему в снах. С высоты огромного роста он смотрел на хрупкую девушку. На ее точеном лице было выражение загнанного маленького зверька, попавшего в капкан к жестокому охотнику.