Восьмёрка - [15]
Даже представить было трудно, что у него там творилась с зубами и какой вкус плескался на языке.
Я вспомнил того утреннего, забывшего половину согласных, что пытался опознать меня в буцевской машине, — и пришёл к выводу, что его губ тоже коснулся Грех.
От воя раненого в рот влюбленные кошары наконец разлучились и сорвались каждая в свою сторону.
Шорох огорчённо вздохнул.
Грех присел возле водилы и, порывшись, извлёк у него из кармана большой и неопрятный, как грязный лапоть, мобильный.
— Как ты хозяина зовёшь? — спросил он, тыкая в кнопки, но обращаясь, впрочем, больше в никуда, чем к водителю. — Может, так и зовёшь — Буц? Или Шеф? Или Папа?… Ой, ты смотри, да тут всего четыре абонента: мама, Аня, Глобус и Буц. С тобой что, больше никто не дружит? Только мама и глобус? А что с глобусом вы что делаете? Путешествуете?
Водитель приоткрыл на мгновение лицо, длинная рука Греха тут же прилетела ему в лоб.
— Падкие на доброе слово, как бляди, — пояснил Грех, вставая, — Только скажешь что-нибудь нежное — сразу норовят посмотреть, кто там.
Грех подошёл к фонарю и в его свете, наконец, разобрался, куда надо нажать на чёрном лапте. Бережно приблизил его к уху и тут же дурацким каким-то голосом захрипел:
— Буц, это, выйди на улицу… Да, на улицу, за угол — мы тут поймали трёх каких-то кабанов, надо разрулить.
И отключил трубку.
Мы переглянулись.
— Он понял, наверное, что, типа, голос другой, — засомневался Шорох.
— Не, — ответил Грех. — Там музыка орёт, не слышно ни хера.
Лыков взял у Греха посмотреть телефон — тогда мобильные ещё были редкостью и водились лишь у обеспеченных людей либо у их шестёрок. Вдвоём, по очереди, Лыков и Грех вертели мобилу в руках, пробовали на вес и принюхивались.
За этим занятием нас Буц и застал.
Лыков, не глядя, уронил телефон куда-то в лужу и подошёл к нему.
— Откуда? — непонятно спросил нас Буц, осмотревшись и, кажется, всё сразу поняв.
— Твоих пацанов приложили мы, — сказал Лыков. — И этих вот, и тех, что вчера утром. Ты, говорят, обещал посадить нас на ножи. Сажай тогда.
— У тебя ксива в кармане и патруль за углом, — ответил Буц, ухмыльнувшись.
— У тебя тоже, говорят, есть целая бригада ублюдков, — ответил Лыков. — Но сейчас мы тут с тобой, и у меня нет ни ксивы, ни патруля, и твоя бригада тоже спит. Так что никто нам не мешает. Вот я стою, простой человек — и ты можешь ударить меня. Ударь.
Буца долго уговаривать не пришлось — он резко сработал левой снизу, я даже не знаю, как Лыков успел отпрянуть, — но вражеская рука прошлась вскользь его виска.
Дрались они недолго — всё-таки Лыков был самым сильным из нас и вообще знал, о чём просил, когда сказал: «Ударь».
Однако тем, что Буц оказался на земле, Лыков не успокоился. Приседая на колено, он хлёстко бил упавшего и пытающегося встать Буца то в грудь, то в голову, то в рёбра, то в голову, то в рёбра, то в живот.
Мы так засмотрелись на это, что не заметили, как поднялся водила и прыгнул Греху на плечи. Пока стаскивали водителя, поднялся и тот, кому я обещал ввернуть болт.
Но он-то уже был раненый, а мы совсем нет, поэтому спустя минуту я уже сидел у него на груди и орал:
— Ввернуть болт, сука? Я тебе обещал болт? Ввернуть?
Тот жмурился и пытался увильнуть лицом, когда я сгребал его щёки, глаза и нос в щепоть.
Потом мы ещё немного попинали Буца, а Грех произнёс для всех оставшихся речь, что они никто, а новое имя их — пыль и гнильё, но я до конца не дослушал и ушёл.
Когда уже расселись в своей «восьмёрке», Грех, тяжело дыша, поинтересовался у меня:
— Слушай, а чего ты за болт обещал этому типу, я не понял?
Я смолчал, ухмыляясь и отплёвываясь в окно.
— Не, братки, вы слышали? — переживал Грех, — «Болт, — кричит, — вверну! Давай, — кричит, — болт вверну!» Какой болт, что за беда… Что за болт-то?
Пацаны начали посмеиваться, пока ещё негромко.
— Вы вообще меня пугаете, товарищи мои, — сказал Грех, прикурив, — Лыков разговаривает как официант, этот с болтами своими…
Мы отъехали со стоянки и начали хохотать. Хохотали так, что Лыков остановил машину, выполз из неё и смеялся, упираясь обеими руками в капот.
— Что делаешь? — спросила Гланька в телефонной трубке.
Голос у неё был такой, словно она простыла и умеет только шёпотом.
— Ничего, — ответил я, трепыхнувшись.
Поискав глазами, где моя одежда — на всякий случай надо быть готовым к самым разным обстоятельствам, — и приметив брюки с рубашкой на кресле, а ботинки у дверей, я спросил:
— А ты?
Глаька не ответила, хотя было понятно, что она слышит меня.
— Хочешь, я приеду? — спросил я.
— Приезжай, — сказала.
Из подъезда я выходил с некоторыми мерами предосторожности — но больше для вида, забавляя самого себя, даже дурачась.
«Вот так и приходить погибель дуракам, — пытался себя напугать. — Им кажется, что всё в шутку вокруг, а тут сбегает сверху по лестнице дебил с пистолетом, бах в башку, бах, бах. Один глаз в одну сторону, другой выплеснули на ступеньку как сырое яйцо, челюсть наискось, кровь на целую лестничную площадку разлилась, хер ототрёшь…»
Всё это себе представил и с замечательной искренностью подумал: «…А я-то при чём тут?».
На улице незнакомых машин не было.
Захар Прилепин — прозаик, публицист, музыкант, обладатель премий «Национальный бестселлер», «СуперНацБест» и «Ясная Поляна»… Известность ему принесли романы «Патологии» (о войне в Чечне) и «Санькя»(о молодых нацболах), «пацанские» рассказы — «Грех» и «Ботинки, полные горячей водкой». В новом романе «Обитель» писатель обращается к другому времени и другому опыту.Соловки, конец двадцатых годов. Широкое полотно босховского размаха, с десятками персонажей, с отчетливыми следами прошлого и отблесками гроз будущего — и целая жизнь, уместившаяся в одну осень.
Второй роман одного из самых ярких дебютантов «нулевых» годов, молодого писателя из Нижнего Новгорода, финалиста премии «Национальный бестселлер»-2005 станет приятным открытием для истинных ценителей современной прозы. «Санькя» — это история простого провинциального паренька, Саши Тишина, который, родись он в другие времена, вполне мог бы стать инженером или рабочим. Но «свинцовая мерзость» современности не дает ему таких шансов, и Сашка вступает в молодежную революционную партию в надежде изменить мир к лучшему.Классический психологический роман, что сегодня уже само по себе большая редкость, убедительное свидетельство тому, что мы присутствуем при рождении нового оригинального писателя.
Не совсем понятно, что делать с Прилепиным, по какому разряду его числить. У нас такой литературы почти не было.Проза Прилепина вызывает желание жить — не прозябать, а жить на всю катушку. Еще десяток таких романов, чтобы уж самых ленивых и безграмотных проняло, — и России не понадобится никакая революция.Дмитрий Быков.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Захар Прилепин – прозаик, публицист, музыкант, обладатель премий “Большая книга”, “Национальный бестселлер” и “Ясная Поляна”. Автор романов “Обитель”, “Санькя”, “Патологии”, “Чёрная обезьяна”, циклов рассказов “Восьмёрка”, “Грех”, “Ботинки, полные горячей водкой” и “Семь жизней”, сборников публицистики “К нам едет Пересвет”, “Летучие бурлаки”, “Не чужая смута”, “Взвод”, “Некоторые не попадут в ад”. “Ополченский романс” – его первая попытка не публицистического, а художественного осмысления прожитых на Донбассе военных лет.
Захар Прилепин — прозаик, публицист, музыкант, обладатель премий «Большая книга», «Национальный бестселлер» и «Ясная Поляна». Автор романов «Обитель», «Санькя», «Патологии», «Чёрная обезьяна», сборников рассказов «Восьмёрка», «Грех», «Ботинки, полные горячей водкой» и «Семь жизней», сборников публицистики «К нам едет Пересвет», «Летучие бурлаки», «Не чужая смута», «Всё, что должно разрешиться. Письма с Донбасса», «Взвод». «И мысли не было сочинять эту книжку. Сорок раз себе пообещал: пусть всё отстоится, отлежится — что запомнится и не потеряется, то и будет самым главным. Сам себя обманул. Книжка сама рассказалась, едва перо обмакнул в чернильницу. Известны случаи, когда врачи, не теряя сознания, руководили сложными операциями, которые им делали.
Рассказ из сборника «Русские женщины: 47 рассказов о женщинах» / сост. П. Крусанов, А. Етоев (2014)
Им по шестнадцать, жизнь их не балует, будущее туманно, и, кажется, весь мир против них. Они аутсайдеры, но их связывает дружба. И, конечно же, музыка. Ред, Лео, Роуз и Наоми играют в школьной рок-группе: увлеченно репетируют, выступают на сцене, мечтают о славе… Но когда Наоми находят в водах Темзы без сознания, мир переворачивается. Никто не знает, что произошло с ней. Никто не знает, что произойдет с ними.
Роман молодого чехословацкого писателя И. Швейды (род. в 1949 г.) — его первое крупное произведение. Место действия — химическое предприятие в Северной Чехии. Молодой инженер Камил Цоуфал — человек способный, образованный, но самоуверенный, равнодушный и эгоистичный, поражен болезненной тягой к «красивой жизни» и ради этого идет на все. Первой жертвой становится его семья. А на заводе по вине Цоуфала происходит серьезная авария, едва не стоившая человеческих жизней. Роман отличает четкая социально-этическая позиция автора, развенчивающего один из самых опасных пороков — погоню за мещанским благополучием.
Россия, начало 2000-х. Расследования популярного московского журналиста Николая Селиванова вызвали гнев в Кремле, и главный редактор отправляет его, «пока не уляжется пыль», в глухую провинцию — написать о городе под названием Красноленинск, загибающемся после сворачивании работ на градообразующем предприятии, которое все называют просто «комбинат». Николай отправляется в путь без всякого энтузиазма, полагая, что это будет скучнейшая командировка в его жизни. Он еще не знает, какой ужас его ожидает… Этот роман — все, что вы хотели знать о России, но боялись услышать.
Триптих знаменитого сербского писателя Милорада Павича (1929–2009) – это перекрестки встреч Мужчины и Женщины, научившихся за века сочинять престранные любовные послания. Их они умеют передавать разными способами, так что порой циркуль скажет больше, чем текст признания. Ведь как бы ни искривлялось Время и как бы ни сопротивлялось Пространство, Любовь умеет их одолевать.
Прогрессивный индийский прозаик известен советскому читателю книгами «Гнев всевышнего» и «Окна отчего дома». Последний его роман продолжает развитие темы эмансипации индийской женщины. Героиня романа Басанти, стремясь к самоутверждению и личной свободе, бросает вызов косным традициям и многовековым устоям, которые регламентируют жизнь индийского общества, и завоевывает право самостоятельно распоряжаться собственной судьбой.