Восьмая личность - [5]

Анна плохо понимает мое состояние, так как предпочитает жить в отрицании и считает мои личности разными настроениями. Сама идея о том, что во мне живут другие, дико пугает ее, поэтому, думаю, ей так легче. Так меньше безумия.

Тот, кто никогда не видел, как в человеке происходит смена личностей, часто ожидает масштабной физической трансформации. Чего-то такого, что происходит у вампиров или вервольфов, когда вдруг появляются клыки, шерсть и когти. На самом деле все гораздо деликатнее. Тело как таковое не меняется, меняется язык тела. Иногда меняется голос или стиль одежды. Изредка, как мне рассказывали, меняется взгляд, а это нервирует сильнее всего.

В отличие от Анны, Элла отлично ладит с ними — с нами. Со Стаей. И хотя временами все это ее забавляет, она настроена к нам вполне доброжелательно. Обычно она без труда определяет, кто из нас вышел на Свет и обрел контроль над Телом. Взять, к примеру, прошлую неделю: мы с Эллой ждали поезда в метро, когда Долли, не подозревая о том, что мы не дома, проснулась, увидела приближающийся поезд и дико испугалась. Элла заметила смену — по-детски растерянный взгляд, развернутые внутрь стопы, заломленные в отчаянии руки — и сразу обняла нас, успокаивая.

«Все в порядке, Долли, — шептала она, — не паникуй. Это просто поезд».

Многие просто не знали бы, что делать с таким количеством личностей, заключенных в одном теле. В этом-то и состоит причина того, что мы так близки, Элла и я. Хотя мы очень разные — по сути, противоположности, — она ни разу не пробудила в нас злость и не заставила нас почувствовать себя плохими или нелюбимыми.

Я нежно смотрю на свой Здравый смысл и, спускаясь вслед за ней по лестнице, разглядываю стрижку «боб» на черных волосах.

— Тебе к какому времени надо там быть, у этого Дэниела? — спрашивает она.

— К восьми, — отвечаю я.

— Помни: будь самой собой. Ясно?

— Ясно.

Она оборачивается и улыбается.

— Ты справишься.

На улице Анна встречает нас стиснутыми зубами. Она скрещивает изящные загорелые руки и, приоткрыв губы, покрытые персиковым блеском, неодобрительно фыркает. Я пытаюсь улыбнуться, надеясь тем самым задобрить ее, однако она отводит взгляд. Явно обиженная тем, что ей пришлось пропустить урок зумбы[5], она в сердцах хлопает дверцей своего внедорожника «Вольво» — ну, прямо-таки королева драмы — и что-то тихо бормочет насчет бедер и ягодиц.

— Ты отлично выглядишь, — жизнерадостно лгу я.

Анна смотрит на себя в зеркало заднего вида, поправляет длинный белокурый локон и заводит двигатель.

— Да, и спасибо, что предложили подвезти, — добавляет Элла.

Я откашливаюсь.

— Извини, что тебе пришлось пропустить урок, — робко говорю я, тремя мазками нанося бесцветную помаду с вишневым вкусом.

Однако взгляд Анны, злой и острый, вынуждает нас замолчать. Она отказывается потакать нашей миролюбивой болтовне.

— Кстати, девочки, — резко произносит она, сжимая пальцами обтянутый кожей руль, — зачем напиваться до тошноты? Ведь в этом нет надобности, напиваться до такой степени. Это не…

— Не подобает леди? — заканчиваю я за нее. — Боже, Анна.

Молчание.

— Вы правы, миссис Ву, — говорит Элла, коленом пихая в спинку моего сиденья, — мы ведем себя неподобающим образом. Алекса, ты так плохо на меня влияешь!

Я отстегиваю ремень, и настоятельный писк извещает нас о том, что моя безопасность не обеспечена. Я поворачиваюсь назад и показываю Элле средний палец.

— Алекса! — рявкает Анна. — Хватит дурачиться!

Элла хихикает и подмигивает, поэтому я шлепаю ее по ноге довольно сильно, с угрожающей гримасой говорю ей: «Ну, погоди!» и поворачиваюсь к дороге. Щелк.

Мы, все трое, молчим. Тишину нарушает шум ветра, врывающегося в открытое окно. Низкое урчание двигателя внедорожника и «Лучшее из Блюграсс» Анны скрашивают унылую езду по городу. Голова все еще побаливает, поэтому я опускаю на нос темные очки, и свет мгновенно тускнеет. Я ухожу внутрь Тела и обращаюсь к Раннер.

«Спасибо за похмелье», — с нескрываемым сарказмом говорю я.

«Всегда пожалуйста», — хмыкает она.

По пути мы сворачиваем к дому подружки Грейс. Под колесами хрустит гравий подъездной дорожки. Я замечаю бездомную кошку цвета конфитюра, она сидит на лужайке и лижет себе задницу.

— До встречи! Еще раз спасибо, миссис Ву, — говорит Элла и захлопывает дверцу.

Она идет к многоквартирному дому, и я вижу, как в окне первого этажа раздвигаются гардины — между ними, как между кусками хлеба в сэндвиче, появляется Грейс, на ее веснушчатом лице сияет улыбка. При виде старшей сестры — предмета зависти и обожания одновременно — Грейс бросается к открытой входной двери. Она проводит рукой по своей роскошной стрижке «боб» — попытка подражать Элле — и машет. Мы с Анной машем в ответ, кошка уже лежит на спине и нежится, подставляя розовый живот солнцу и не обращая внимания на крадущегося по стенке гаража кота. Кот напряжен, его уши навострены.

* * *

Мы заезжаем на парковку для посетителей «Глендауна». Анна выключает двигатель и вздыхает.

Положив руку с тонким запястьем на открытое окно, она смотрит мне прямо в глаза.

— Послушай, — говорит она, — ты же знала, что сегодня утром тебе надо на прием. Я не обязана возить тебя сюда и забрасывать по дороге твою подругу. Если ты, Алекса, собираешься ответственно относиться к делу, ты должна организовать себя.