Воскресшая жертва - [17]

— Вы считаете, что это было не так, как написано на бумаге, что это случилось не после того, как прозвонил дверной звонок, и она открыла дверь?

— Я принял эту версию как наиболее вероятное объяснение, имея в виду положение мертвого тела. — Он медленно пересек спальню, рассматривая, как на полированном полу уложены ковры. — Если с ней в спальне находился мужчина, он, вероятно, собирался уходить. Она, наверно, подошла к двери вместе с ним. — Он стоял на том самом месте, где струйкам темной крови преграждал путь толстый ковер. — Может быть, они ссорились, и как только они дошли до двери, он обернулся и убил ее.

— Черт возьми, — Бесси тихо высморкалась, — по спине бегут мурашки, правда?

С портрета на стене, написанного Стюартом Джэкоби, улыбалась женщина.

ГЛАВА VII

В среду после обеда, через двадцать четыре часа после похорон, меня навестил дома Ланкастер Кори. И я заметил, что он с восторгом рассматривает мой фарфор.

— Кори, милый друг, чем я обязан такой чести?

Мы пожали друг другу руку, как братья, которые наконец-то встретились после долгой разлуки.

— Не буду тратить слов, Уолдо. Я пришел по делу.

— Чувствую, что атмосфера накаляется. Может, выпьете, прежде чем откроете свои дьявольские намерения?

Он покрутил кончики своих жестких седых усов.

— Для вас открываются огромные возможности, дорогой друг. Вы знаете работы Джэкоби. Они растут в Цене с каждым днем.

Я присвистнул.

— Я вовсе не намереваюсь предлагать вам какую-то картину. По правде говоря, у меня уже есть покупатель. Вы знакомы с портретом Лоры Хант, который написал Джэкоби… несколько газет воспроизвели его после ее убийства. Это трагедия, правда? Раз вы были в такой дружбе с этой леди, я подумал, что вы выставите свою цену раньше…

— Сначала я предположил, что в вашем визите есть нечто не от мира сего, Кори. Теперь вижу, что вы дерзкий человек.

Он пропустил оскорбление мимо ушей:

— Это только знак вежливости с моей стороны.

— Как вы смеете? — вскричал я. — Как вы смеете приходить в мой дом и хладнокровно предлагать мне это бесценное полотно? Во-первых, я считаю его плохой имитацией Шпикера. Во-вторых, я плохо отношусь к Шпикеру. И, в-третьих, я не люблю портретов, написанных маслом.

— Очень хорошо. Значит, я волен продать его другому покупателю. — Он схватил свою шляпу.

— Погодите, — остановил его я, — а как вы можете предлагать то, что не является вашей собственностью? Эта картина висит сейчас в квартире Лоры. Она умерла, не написав завещания, адвокатам еще предстоит улаживать это дело.

— Полагаю, миссис Тридуэлл, ее тетка, возьмет на себя всю ответственность. Вы можете связаться с ней или с ее адвокатами Солсбери, Хэскинсом, Уордером и Боуном. Я слышал сегодня утром, что владелец квартиры отказался от аренды при условии, что квартира будет освобождена к первому числу. Они постараются ускорить процедуру…

Его осведомленность привела меня в бешенство.

— Стервятники слетаются! — вскричал я, хлопнув себя по лбу. И через минуту обеспокоенно спросил: — А вы знаете, какие шаги предпринимаются в отношении прочего ее имущества? Будет ли аукцион?

— Предложение об этом прошло по частному каналу. Кто-то, кто несомненно видел этот портрет в ее квартире, уже делал запрос нескольким дилерам. Он не знал, что мы выступаем как агенты Джэкоби…

— Вкус этого человека свидетельствует о том, что он слабо разбирается в живописи.

Кори надул губы:

— Не у всех такие представления, как у вас, Уолдо. Могу предсказать, что настанет день, когда Джэкоби будет в большой цене.

— Успокойтесь, милый хлопотун. И вы, и я к этому времени уже умрем. Лучше скажите мне, — продолжал я с издевкой, — ваш простодушный потенциальный покупатель — знаток живописи видел клише картины в воскресных бульварных газетах и хочет приобрести портрет жертвы убийства?

— По-моему, не совсем этично произносить имя моего клиента.

— Прошу прощения, Кори. Мой вопрос, должно быть, задел ваши тонкие чувства бизнесмена. К сожалению, в очерке мне придется опускать имена.

Ланкастер Кори сделал стойку, как охотничья собака при запахе зайца:

— В каком очерке?

— Вы только что дали мне материал для замечательного очерка! — воскликнул я, симулируя творческое возбуждение. — Небольшая история в ироническом стиле о борениях молодого художника, гений которого останется непризнанным до тех пор, пока одна из его натурщиц не становится жертвой жестокого убийства. А поскольку он писал ее портрет, то внезапно становится художником года. Его имя не только на устах коллекционеров, но и публики, а публика, Кори, знает его, как она знает Микки Рони. Цены на его картины взлетают до небес, светские дамы просят, чтобы их взяли в натурщицы, клише его картин публикуются в журналах «Лайф», «Воуг», «Таун энд кантри»…

Моя фантазия так распалила его алчность, что он отбросил всякую гордость:

— Вам нужно упомянуть имя Джэкоби. Без этого очерк не будет иметь никакого смысла.

— С примечанием, конечно, что его работы выставлены в галереях Ланкастера Кори.

— Это не помешает.

Я горько заметил:

— Ваша позиция болезненно-коммерческая. Такие мысли никогда не приходили мне в голову. Искусство, Кори, вечно. Все остальное преходяще. Мой очерк будет столь же живым и оригинальным, насколько жив и оригинален портрет, написанный Джэкоби.