Воскресный философский клуб - [26]

— Какая… — он не договорил.

— Да, именно такой она и была. Я настояла, чтобы мы с Джоном уехали, и мы отправились в Керри и поселились там в отеле. Там он и попросил моей руки. Сказал, что если бы мы были женаты, то могли бы занять домик, принадлежащий колледжу, когда вернемся в Кембридж. И я ответила согласием. А потом он сказал, что нас должен обвенчать настоящий ирландский священник — «бесподобный», как он их называл. Я заметила, что сам он не верит, так зачем же обращаться к священнику? И тогда он ответил, что священник тоже не верит.

Она умолкла. Джейми взял салфетку и начал ее складывать.

— Простите, — сказал он просто. — Мне жаль. Мне не следовало вас расспрашивать, не так ли?

— Я не имею ничего против, — ответила Изабелла. — Но эта история показывает, каков финал у великих замыслов. И что мы можем сильно заблуждаться относительно всего на свете. Не наделайте ошибок в вашей жизни, Джейми. Не допустите, чтобы все пошло наперекосяк.

Глава восьмая

На следующее утро, пока Изабелла была в саду, в доме зазвонил телефон, и Грейс сняла трубку. Адрес, который Изабелла стремилась узнать, звучал так: Уоррендер-Парк-Террас, 48, пятый этаж. На двери табличка с фамилией «Даффус» — это фамилия девушки, снимавшей квартиру вместе с Марком Фрейзером. Ее звали Хенриетта Даффус, уменьшительно Хен, а третьим из квартиросъемщиков был мужчина по имени Нил Мак-Фарлейн. Это все, что удалось разузнать Кэт, но Изабелла ничего больше и не просила.

Грейс передала Изабелле информацию с недоуменным видом, но Изабелла решила воздержаться от объяснений. Грейс придерживалась твердых взглядов относительно любопытства и никого не посвящала в свои дела. Вне всякого сомнения, она бы сочла наведение справок, которым собиралась заняться Изабелла, незаконным и прокомментировала бы это самым нелестным образом. Так что Изабелла предпочла промолчать.

Она собралась навестить соседей Марка Фрейзера в тот же вечер — не было смысла заходить к ним днем, когда они на работе. Остаток дня она трудилась над «Прикладной этикой», просматривая материалы, прибывшие с утренней почтой. Как и в любой другой журнал, в редакцию «Прикладной этики» порой присылали материалы, которые совершенно для нее не подходили. Правда, в то утро поступило пять серьезных статей, и нужно было внимательно их прочитать. Изабелла начала с тщательно аргументированного материала о господстве утилитаризма[28] в законотворчестве, оставив на потом более пространную статью «Говорить ли правду сексуальному партнеру: вызов Канту». Это она прочитает после кофе, решила Изабелла, — ей хотелось посмаковать критику Канта.

День быстро пролетал. Статья об утилитаризме в законотворчестве затрагивала важные вопросы, но была изложена столь сложным языком, что требовала неимоверных усилий со стороны читателя, желающего добраться до сути обсуждаемого предмета. Она была как будто написана по-английски, но это был тот английский, который встречается только в определенных академических кругах, где ложная значительность считается достоинством. Казалось, перед вами перевод с немецкого. Не то чтобы все глаголы перекочевали в конец предложения — просто все звучало как-то тяжеловесно, как-то убийственно серьезно.

У Изабеллы возникло искушение отвергнуть эту статью из-за невнятной манеры изложения и написать автору — простым, понятным языком объяснив, почему она это сделала. Однако она прочитала его имя и название учебного заведения на титульном листе и поняла, что если так поступит, то нарвется на крупные неприятности. Гарвард!

«Говорить ли правду сексуальному партнеру» была написана более ясным языком, но в ней не было сказано ничего нового. Мы должны говорить правду, утверждал автор, но не всю правду. Бывают случаи, когда лицемерие необходимо, дабы пощадить чувства других. (Слова автора перекликались с ее недавними размышлениями на эту тему.) Поэтому мы не должны говорить нашим возлюбленным, что они не очень хороши в постели, — в том случае, если это так. Совершенно ясно, что только в этом случае, подумала Изабелла. Именно в отношениях такого рода честность должна иметь разумные границы, и это правильно.

Чтение этой статьи ее развлекло, и она подумала, что ее с интересом прочтут подписчики «Прикладной этики», которых, пожалуй, следует немного поощрить. Философия секса — необычная сфера прикладной этики, но у нее были свои адепты, которые, как было ей известно, встречались на ежегодных конференциях в Соединенных Штатах. В «Прикладной этике» иногда помещались программы этих заседаний, но она сомневалась, могли ли несколько безликих предложений дать представление о положении дел в этой сфере. Утреннее заседание: «Сексуальная семиотика и приватное пространство»; кофе; «Извращения и автономия»; ланч (нужно было позаботиться и об аппетитах иного рода) и так далее, до полудня. Тезисы, вероятно, могли дать более-менее точное представление о сути докладов, но вот что интересно: а что же происходило на такой конференции после? Ведь эти люди, надо полагать, не монахи, и в конце концов, они же специализируются на прикладной этике.