Воскрешение Латунина - [13]

– А вы, Сергей Анатольевич, могли бы провести экспертизу подобного, гм-м, эксперимента?

– С удовольствием, – согласился академик. – У меня, так сказать, опыт. А, к слову, номер мой, Б-2541, мне сохранят? Или другой присвоят?

– Ну что вы! – возмутился Ермолаев. – В наше-то время! Ведь демократия… Гласность…

– А, тогда хорошо, – кивнул Красиков. – Но вы все-таки попросите, чтобы, если с нашей демократии заминка выйдет, мне бы номер прежний оставили. Привык, знаете, да и плохо на старости лет числа запоминаю…

В эту ночь Николай Иванович долго не мог уснуть. Его техническое образование, пусть и не среднее, как намекал сосед, а высшее, все же не позволяло судить о проблемах биологии. Но слова Красикова показались ему вполне убедительными. Тогда что означает вся эта комедия? И не пора ли принять меры, чтобы милейшему Сергею Анатольевичу не пришлось бы запоминать новый номер. Да и ему одному.

Глава 9

Между тем, с товарищем Латуниным, столь не вовремя воскресшим, нужно было что-то решать. Спрятав великого вождя на Ближней Даче под надежной охраной, товарищ Возгривин снабдил его необходимой подборкой литературы, дабы экс-диктатор вникнул в смысл происходящих в стране перемен, а затем отбыл к товарищу Мишутину за распоряжениями. Но Сергею Михайловичу было не до того – предстоял важный международный визит, и Председатель Главного Совета напряженно работал с товарищем Згуриди. Да и после личного контакта товарищ Мишутин не жаждал дальнейших встреч с воскресшим – фраза о карауле и кандалах несколько расстроила Председателя. Поэтому после некоторого размышления, товарищ Мишутин решил подключить свежие силы и пополнить чрезвычайную тройку новым членом, который и взял бы на себя все хлопоты, заменив Андрея Гавриловича, после всех этих событий всерьез разболевшегося.

Новым членом тройки стал Кузьма Самсонович Егоров – мужчина очень серьезный, редко улыбающийся и весьма твердый по части убеждений. В Главном Совете он занимался идеологическими вопросами, время от времени приводя в чувство излишне зарвавшихся представителей интеллигенции. Главный идеолог был еще относительно молод и судил о латунинских временах только по юношеским воспоминаниям.

– И что ты думаешь с ним делать? – спросил он у Сергея Михайловича, когда тот сообщил Кузьме Самсоновичу о новом поручении. «С ним» означало, естественно, с товарищем Латуниным.

– Подержим, собьем спесь и отправим жить на родину, в Южную республику. В прессе сообщим только о факте оживления, может быть, даже не называя имени. А будет бузить – думаю, найдем средства, – довольно решительно заявил товарищ Мишутин, помня о карауле и кандалах, обещанных персонально ему.

– Ну-у, нельзя же так! – протянул Кузьма Самсонович. – Подержать его, ясное дело, следует, но зачем так круто? Все-таки он был главой партии и страны. Представляешь, как это будет политически неправильно, если его, не дай бог, под суд? Да и вообще… У него огромный опыт, зачем же кадрами бросаться? Можно оставить его советником.

Товарищ Мишутин вновь вспомнил о кандалах.

– А то, что он сейчас шумит, – продолжал Егоров, – так это сгоряча. В его положении вообще спятить можно. Когда успокоится, надо с ним поговорить. А в дальнейшем сам увидишь, он будет полезен.

– А общественность? – резонно возразил Сергей Михайлович. – Представляешь реакцию?

– А мы на что? – отрезал Егоров. – Надо будет – редакторов заменим, вправим мозги писакам…

– Ты что! – неуверенно возразил Сергей Михайлович. – Мы же демократическое государство строим!

– А руководящая роль партии? – веско заметил Кузьма Самсонович. – Ты ведь сам всегда говоришь, что она должна возрастать. Как же можно потакать всяким там…

Возразить было нечего – ни упускать руководящую роль, ни тем более потакать, Председатель не собирался.

– А Латунин никуда не денется, – добавил товарищ Егогов. – Лаврентьева, слава богу, шлепнули, опереться ему не на кого, а партии он еще пригодится.

Сомнения у товарища Мишутина не рассеялись, но он все же решил предоставить Кузьме Самсоновичу свободу действий, доверяя его опыту и интуиции.

Товарищ Егоров не откладывал дела в долгий ящик. Он бегло просмотрел краткий биографический очерк Латунина, бережно хранимый все эти годы в кабинете, прочитал специально составленную справку о привычках и характере бывшего великого вождя, взял в буфете бутылку хорошего коньяка, по слухам весьма ценимого Никодимом Кесарионовичем, и с тем отбыл на Ближнюю Дачу.

Увидев Кузьму Самсоновича, Латунин, читавший журнал и, как в прежние годы, делавший пометки синим карандашом, встал и, улыбаясь, направился навстречу гостю.

– Товарищ Егоров? – приветливо спросил он. – Не ошибся? Здравствуйте, Кузьма Самсонович. Спасибо, навестили ссыльного.

– Здравствуйте, Никодим Кесарионович, – с достоинством поздоровался новый член тройки. – Разве вы ссыльный?

– Шучу, шучу! – вновь улыбнулся Латунин. – Разве можно на партию обижаться? Надо будет – поеду снова туда, куда царь меня посылал. Какие обиды? Заходите, гостем будете.

Товарищ Егоров проследовал в комнату и поудобнее устроился в предложенном любезным хозяином кресле.