Воскресение. Повести. Рассказы - [6]

Этих людей — осужденных царским судом революционеров — Катюша называет чудесными людьми. «Она, — говорит автор романа, — поняла, что люди эти шли за народ против господ».

В «Воскресении» впервые в творчестве Толстого появляются образы революционеров. Писатель не скрывает своего восхищения их мужеством и героизмом, постоянной готовностью к самопожертвованию ради освобождения народа. Но он не скрывает также и того, что не сочувствует их методам борьбы за переустройство общества. Горький, резко критиковавший толстовское учение о непротивлении злу насилием, находил, однако, что «проповеднику пассивного отношения к жизни» Толстому «пришлось признать и почти оправдать в «Воскресении» активную борьбу».[29] В. А. Поссе слышал, как Горький говорил, что в последней части «Воскресения» Толстой «с любовью обрисовал русских революционеров».[30]

Заметим, что в «Воскресении» изображены русские революционеры 70-х и 80-х годов — народовольцы и народники. Новое поколение участников русского освободительного движения — пролетарских революционеров — придет в литературу с Горьким, с его повестью «Мать» и драмой «Враги».

Завершается роман «Воскресение» тем, что для воскресшей духовно и физически его главной героини начинается новая жизнь. А главного героя, князя Нехлюдова, Толстой заставил в финале романа обратиться к Евангелию, задумав позднее приобщить его к крестьянской жизни. (Летом 1900 года в дневнике Толстого появилась такая запись: «Ужасно хочется писать художественное, и не драматическое, а эпическое — продолжение «Воскресения»: крестьянская жизнь Нехлюдова».) Пусть этот замысел не получил осуществления, но он в высшей степени характерен для позднего Толстого.

Роман «Воскресение» стал величайшим романом мировой литературы на рубеже двух веков не только потому, что он написан рукой гениального художника, рядом с которым в Европе тогда, как говорил Ленин, поставить было некого,[31] а и потому, что в нем был сконцентрирован такой колоссальный заряд социальной активности, какого до той поры не знало мировое искусство. Это почувствовали и отметили как прогрессивные, так и реакционные силы России и Запада.

В феврале 1901 года по настоянию К. П. Победоносцева синод принял решение об отлучении Толстого от церкви, и тут же началась травля писателя в печати. Это было прямым ответом реакционного лагеря на появление «Воскресения».

А вот один из первых откликов прогрессивного лагеря: «Вы, — писал В. В. Стасов Толстому 1 января 1900 года, — сто аршинной кистью нарисовали все начинающееся новое поколение людское наше», идущее «к новой жизни и на новые дороги — да еще как!.. И вот чем начинается столетие».[32]

В дореволюционной России роман Толстого печатался с громадными купюрами: из 123 глав романа лишь 25 оставил нетронутыми цензорский карандаш. Во французской газете «Юманите», когда ее редактором был Жан Жорес, «Воскресение» было опубликовано полностью. «Вандалы, которым пришелся не по вкусу антимилитаризм Толстого, — говорилось на страницах «Юманите», — изуродовали «Воскресение». Мы же полагаем, что… этот ТРУД должен остаться неприкосновенным, каким он был выстрадан и пережит художником, его создавшим».[33]

Толстой работал над своим последним романом с особенным увлечением. «Воскресение» увлекало его не только масштабностью и серьезностью замысла («Многое важное надеюсь высказать. Оттого так и увлекаюсь», — признается он в одном из писем 1898 г.). Роман увлекал его и новизной чисто художественных задач (В сущности же предаюсь любимому делу, как пьяница, и работаю с таким увлечением, что весь поглощен работой», — признается он в другом письме той же поры).

С таким же увлечением поздний Толстой работал над повестью «Хаджи-Мурат». Эта вещь создавалась писателем на таком же подъеме социальной и творческой его активности, как и «Воскресение». И то, что «Хаджи-Мурат» написан на историческом материале, ничуть не помешало Толстому поставить в повести наисовременнейшне и острейшие вопросы. А если говорить о художественной стороне, то нельзя не признать «Хаджи-Мурата» одним из самых новаторских произведений русской и мировой литературы начала XX века.

В «Хаджи-Мурате» Толстой, по его признанию, стремился сопоставить «два полюса властного абсолютизма» — европейский, олицетворяемый Николаем I, и азиатский, олицетворяемый Шамилем. Оба эти властителя, а также их ставленники, используя любые средства, в том числе самые свирепые и подлые, разжигали национальную рознь и ненависть. Толстой называет «двумя главными противниками той эпохи» не народы — русских и горцев, а «Шамиля и Николая». Под жестокие жернова войны попадают и горцы разоряемых аулов, и добрый, простой, отличный человек — русский солдат Петр Авдеев. Жертвой войны становится и главный герой повести.

«Хаджи-Мурат» написан с предельным лаконизмом, не помешавшим художнику создать на редкость выпуклый, живой образ главного героя. «Есть такая игрушка английская peepshow: под стеклушком показывается то одно, то другое. Вот так-то показать надо человека Хаджи-Мурата: мужа, фанатика и т. п.». В этой дневниковой записи Толстого четко поставлена задача: раскрыть сложность характера героя повести. Но если в «английской игрушке» показывается «то одно, то другое» без всякой связи, то в толстовском герое взаимосвязаны разные стороны его характера, и положительные, и негативные («Как он был бы хорош, — говорит писатель о Хаджи-Мурате, — если бы не этот обман» — «обман верь»). Есть в нем, однако, сторона, доминирующая над всеми другими: «отстаивает жизнь до последнего». Сказано это о кусте полевого репья, раздавленного колесами. Но это сказано и о Хаджи-Мурате… Вот этим-то он более всего дорог автору.