Восковые фигуры - [56]

Ключ от кабинета в замочную скважину не вставлялся. Павел Семенович потянул дверь на себя, подергал. У него вдруг вспотели ладони. Но вот замок щелкнул с внутренней стороны, и дверь открылась.

— Здравствуйте! — сказал кадровик овечьим голосом при виде постороннего. — Вы ко мне?

— Здравствуйте, здравствуйте! — Незнакомец сделал приглашающий жест, довольно любезный. — Проходите, садитесь. Это не я к вам, а вы ко мне. — Шутка была странная какая-то, зловещая. Булкин стоял, прижав ладони плотно к филейным частям, как перед высоким начальством, во рту пересохло. — Садитесь же! — повторил неизвестный. — Поговорим с глазу на глаз, без свидетелей. Так будет лучше.

Булкин сел, но не на свое обычное место, где он чувствовал себя уверенно, а как проситель, на краешек стула. Незнакомец запер дверь на ключ, снял с телефонного аппарата трубку, чтобы не мешали звонками, сел за письменный стол, машинально полистал бумаги и, глядя на кадровика в упор, сказал:

— Ну что ж, приступим, пожалуй.

Минигопсы

1

В редакцию газеты позвонили рано, еще семи не было. Звонок продолжительный, настойчивый. Кто-то знал доподлинно, что искомый абонент именно здесь находится.

Пискунов чертыхнулся, он только что за работу сел, взял трубку и узнал по голосу Трошкина. После истории с шахматным клубом они еще не виделись — подходящий случай выдать ему все сполна. Однако решил, не стоит. Надо принимать человека таким, каков он есть, тем более Трошкин искренне старался помочь ему.

— На ловца и зверь бежит! — крикнул Пискунов в ответ на приветствие. Трошкин поинтересовался, что случилось, и Миша сказал: неприятности семейного характера — объявилась якобы родственница, а на самом деле обыкновенная аферистка, украла хрустальную вазу. Это на тот случай, если еще произойдет что-нибудь подобное, чтобы знали.

Трошкин выслушал сообщение невнимательно, нетерпеливо кашлял.

— Миша, — гудел встречно, — а я вам кое-что приятное сообщить хочу. Потрясающие новости! Преступление, как вы мечтали. — Шумное дыхание врывалось в ухо, Трошкин был взволнован.

— Да что случилось-то?

— Я на десятой автобазе, на месте происшествия. Украли начальника отдела кадров.

— Украли Булкина? Да Бог с вами! Кому он, этот индюк, нужен?

— Кому-то, значит, мешал. Засунули в мешок, завязали веревочку бантиком и — в воду. Буль-буль… Это по предварительным данным.

— Похитили и утопили? — Пискунов даже присвистнул.

В трубке молча сопели. Трошкин собирался с мыслями.

— Есть косвенные улики. Уборщица обнаружила его одежду в коридоре, документы. Утром в субботу, случайно. Вынули в чем мать родила. Совершенно голенького.

— Кого вынули-то?

— Потерпевшего, кого же еще?

— Да почему вы решили, что его именно утопили?

— А как бы вы решили на моем месте? Зачем было раздевать?

— Почем я знаю? Надо выяснить все обстоятельства, вникнуть.

— А усы? — Трошкин наседал. — В усах-то все и дело. Уборщица вымела их из-под батареи вместе с двумя окурками…

— Какие усы? При чем тут усы? Чушь какую-то несете! Ну Трошкин, ну дает! Зачем преступникам усы оставлять?

— Миша, — сказал капитан с достоинством, — о ком мы говорим-то? О потерпевшем. Его они.

— Обстриженные?

— Не обстриженные, а целенькие, очень аккуратно отделенные от кожи неизвестным способом. Это чтобы нельзя было опознать труп, если выловят.

— Так-так… — Пискунов соображал. — Похищение советского служащего… Слушайте, почему похитили именно начальника отдела кадров?

— Списки, им нужны были списки… Так я думаю.

— Ну слушайте! — Пискунов взорвался. — Чепуху какую-то насочиняли. Кому нужны списки заштатной автобазы? Или там производится особо секретная техника с помощью гаечных ключей и отверток?

— Вот на этот вопрос пока нет ответа. Надо искать.

— Ну хорошо-хорошо, — Миша с усилием потер лоб ладонью. — Значит, следов крови, насилия никаких?

— Нашей следственной группой кровь обнаружена, но на большом расстоянии от места происшествия. Установлено: под автомашину попала курица. Это пока все.

— А усы? Вам не пришло в голову, — продолжал Пискунов со всей иронией, на какую он был способен, — что это всего-навсего бутафория? Театральный реквизит. Ну, например, кто-нибудь из участников художественной самодеятельности шел, понимаете? Точнее, шли двое, он и она, возбужденные после репетиции. В коридоре остановились и стали целоваться. А усы-то наклеенные мешают. Вот и забросили под батарею!

— Мысль проста и гениальна! — одобрил Трошкин. — Светлая голова. Миша, ваше место в милиции. Но, во-первых, никакой самодеятельности на автобазе не было, нет и быть не может. А во-вторых, усы опознаны сотрудниками, а главное, супругой потерпевшего. Говорит, его они…

— Вот оно что! — сказал Пискунов задумчиво, с каким-то болезненным стеснением в груди. — Вот оно, значит, как. Жена усы опознала. Представляю, какая драма!

— Так точно! По запаху цветочного одеколона, которым он пользуется после бритья.

Прежде чем выяснить, не сочиняет ли чего-нибудь Трошкин, человек с фантазией (до сих пор забыть не мог, как он лихо завернул насчет ограбления ювелирного магазина), перед тем, как выехать к месту происшествия, на автобазу, Пискунов некоторое время расхаживал по редакционному кабинету, размышлял, сопоставлял факты. Конца профсоюзного собрания он не дождался и некоторых существенных подробностей не знал — того, чем все закончилось. И тем не менее четко прорисовался пунктир: под воздействием неведомых сил шестеренки часового механизма бреховской жизни завертелись быстрее. Взять хотя бы серию необъяснимых разоблачений то здесь то там, вызвавших в городе настоящую панику. И вот теперь это странное происшествие с Булкиным, которого якобы украли. Кто, зачем? И тут ему вспомнился разговор на пляже с Уиллой и ее грустное признание о разногласиях с Гертом. Возможно, храня верность данному ей слову, он начал действовать ей в угоду, вопреки своим планам. Так не в этом ли следует искать объяснение всему происходящему?