Восковые фигуры - [25]

Пискунов то садился за машинку, взлохматив волосы и с трудом видя текст воспаленными от усталости глазами, то мерил длинными шагами комнату, смеялся, что-то выкрикивал, и, наверно, загляни кто-нибудь случайно в щелку, жутковато было бы видеть такую картину. Когда забарабанили в дверь, он дико уставился на нее, с трудом переключаясь. Оказалось, дядя Гриша, сосед. Договорились съездить на рыбалку в выходной день, с утра пораньше.

Гроза началась на рассвете, едва успели палатку разбить. И будто невидимой рукой сдернуло покрывало — глазу открылось все небесное нутро; вдруг налетело со страшной силой, закружило, хлынуло. Пригоршнями мокрого гороха швыряло о мокрый брезент, палатка вся напряглась, вцепилась колышками в песок, того и гляди вспорхнет, как птица; ослепительный свет бил по глазам — и снова темнота и адский грохот.

Потом все унеслось куда-то в сторону. Над горизонтом кое-где еще висели клочья изодранных туч, выкрашенных в красный цвет, — куски переспелого арбуза. Гроза отлетела, а тучи остались, неутомимые странницы, сиротливо жались к земле, превращаясь в ничто.

Дядя Гриша, опытный браконьер, скинул бушлат и остался в тельняшке, заношенной до дыр — музейная реликвия, — прикладывался к бутылке, негромко матерился, выбирая сеть. Вася, их спутник, будущий гуманитарий, распалил на берегу костер. Клевал носом, зевал так, будто его раздирало сверху донизу.

А Пискуновым владела странная, мучительная тревога, до болезненного обмирания сердца — знакомое состояние, когда наплывают галлюцинации, все смешивая, путая, и сознание не в силах воспринимать реальность такой, какова она есть.

Это утро таило в себе загадку. То, что происходило сегодня — и предрассветная гроза, и рыбалка, и небо в клочьях разодранных багряных туч, словно их разбросало взрывом, — все это было уже описано У Пискунова в романе, и он, пораженный этим сходством, с невольным трепетом ждал продолжения. Вот сейчас из зеленых глубин вынырнет летательный аппарат пришельцев… И точно: голубоватый Шар, почти прозрачный, медленно перемещался в небесных далях. Михаил вздрогнул от неожиданности и продолжал наблюдать, косясь украдкой на своих спутников. Небесное тело то превращалось в Шар и зависало, как бы выбирая, куда приземлиться» то принимало форму сигары и делало резкий бросок. Если так и дальше пойдет, сейчас появится прелестная Уилла, и сам командир корабля, ее спутник Герт, мрачноватый философ. Сердце у Пискунова гулко стучало: какое странное совпадение!

Тем временем аппетитным душком потянуло, уха закипала. Вася шуровал палкой в кострище. С лица его, заросшего рыжеватым пушком, не сходило выражение придурковато-восторженное, как у молодого, веселого щенка. Его отличительной особенностью был огромный, поистине королевских размеров нос, то, что в просторечье называют паяльником. Страдая из-за этого уродства, Василий был застенчив и с прекрасным полом общался лишь мысленно, в мечтах, а также с помощью полевого бинокля, с которым никогда не расставался. Понятно, бинокль был при нем и теперь в качестве предмета первой необходимости.

Но вот юноша разогнулся, сладко хрустя суставами и вдруг остолбенел. Припал к окулярам, залез туда всем своим длинным телом целиком, от носа до пяток. Пробормотал, запинаясь:

— Граждане! Балдеж!.. Пришельцы! — И вдруг заорал, вращая руками, как ветряная мельница: — Да здравствуют пришельцы! Ура! — Прыгал, выделывал ногами неописуемые кренделя.

— Устами младенца глаголет истина, — пробормотал Михаил, весьма озадаченный, прямо-таки сбитый с толку.

Дядя Гриша тоже запрокинул красную рожу в небо, придерживая сползающую лихую шапчонку.

В это время шар косо качнулся, блеснуло, грохнуло — все зажмурились, а когда открыли глаза, курился лишь легкий дымок… Стояли, таращились друг на друга.

— Так, братишки-матросики… Агрессия! — подытожил Григорий, выговаривая букву «г» на украинский манер. Дернул себя за ус. — Слухай мою команду… Вася, сынок, шуруй к нашим, сказки, принимаем удар на себя… — Вызверился на Пискунова: — Ну, что ты лыбишься? Направят какие-нибудь лучи… Или микроорганизмов напустят… — Морщил соломенный лоб. — Хлопцы, а ежели мы их того, сами? Прихлопнем, как тараканов, спасем человечество от инопланетной чумы! Глядишь, еще и ордена дадут!

Не встретив должного понимания, бросился старикан к предназначенным для браконьерства боевым припасам. Вернулся с двумя самодельными гранатами, одну Пискунову протянул.

— Браток, держи! По-пластунски могешь? Пузом по земле? Голову, смотри, голову пригинай, не высовывайся.

За зеленым частоколом кустарника возникло между тем как бы слабое движение — трое рыбаков замерли не дыша. И вдруг на вершине холма, на ярком экране неба возникли три темных силуэта, три былинных богатыря — свет в глаза мешал их рассмотреть как следует. Тут дядя Гриша не стал больше судьбу искушать, бросился ничком на землю, а голову руками закрыл и закричал дурным голосом, будто в его сторону бомба летела. Вася в панике грохнулся рядом, взметнув песчаный бурун. Старый браконьер, однако, быстро справился с минутной слабостью, был он, в об-Щем-то, не робкого десятка. Вот он слышит приближающиеся шаги и принимает решение Действовать в одиночку — хватает гранату, запаливает шнур и замахивается… Прореагировал Пискунов мгновенно. Рванулся вперед, выхватил и накрыл гранату телом, гася в земле по-змеиному Шипящее смертоубийственное устройство… Увидел только заросше. е звериной шерстью лицо Григория и в безмолвном крике ощеренный распахнутый рот… Ни выдернуть шнур, ни погасить было уже нельзя: ради строжайшей экономии этот дефицитный материал резался на самые мелкие кусочки. Лежал, широко раскинув руки. Вот сейчас, сейчас… Отбросил гранату лишь тогда, когда стало ясно: доморощенное орудие борьбы с рыбными запасами оказалось недееспособным, не сработало, попросту говоря, забыли положить взрывчатку. Безобидный кусок металла катился по песчаному склону вниз… Вместо ужасающего грохота и взлетающего в небо ила и водорослей прозвучала музыка женского голоса: