Восхождение Сенлина - [86]

Чувствуя, как нарастает безумие, точно паника на смертном одре, он приготовился вскарабкаться по канатам. Другого пути нет. Он уничтожит воздушный шар. Сенлин поискал что-нибудь острое, желая разрезать шелковую оболочку, не сомневаясь, что лучше упасть и разбиться, чем подняться еще выше в облачную бездну.

Но тут гондола вырвалась из слоя облаков, и он перестал метаться. Появилось солнце, и огромная чаша лазурного неба, и башня тоже была рядом, но это была не та башня, которую он знал.

Она походила на огромную сожженную спичку: почерневшую, все еще тлеющую и скручивающуюся в хрупкий, неустойчивый обломок на далекой вершине. Самые настоящие руины. Внутри разбитых стен он видел зазубренные обломки разваленных зданий, парапеты и контрфорсы разрушенных портов, разорванные флаги и аэростаты кораблей, сожженные трупы, похожие на черные скульптуры, распростершиеся под воронками стервятников, которых насчитывались тысячи. Щебень сыпался с верхних уровней, как песок в песочных часах – башня рассыпалась и разрушалась.

Вздрогнув, Сенлин понял, что его несет на развалины.

Инстинктивно он шагнул назад и наткнулся на что-то более высокое и твердое, чем он сам. Он обернулся и увидел Марию, дорогую, милую Марию, которая склонилась над ним, и ее щеки были красны, как яблоки. Сначала показалось совершенно естественным, что это – она, но потом он засомневался, потому как она удвоилась в размере. Или, возможно, он уменьшился.

Он попытался обнять жену, но его руки оказались бесполезны, словно пустые рукава. Он беспомощно размахивал ими, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы. Охрипнув от дыма, который поднимался из разрушенной башни, он мог лишь принять ее, когда она наклонилась и взяла его на руки, как дитя. Его голова опустилась к ее груди. От нее пахло кузницей, но это странным образом успокаивало.

Он некоторое время подпрыгивал у нее на руках, а потом она снова наклонилась и поставила его на ноги. Позади нее улетал его шар; Сенлин не помнил, как выбрался из корзины. Посмотрев вниз, он обнаружил, что стоит на обуглившемся каменном выступе. Над ним склонялся черный пик башни, замерев во время обрушения. Мария положила неестественно большие руки на его щеки. Он сказал хриплым, каркающим голосом:

– Я люблю тебя.

Мария убрала одну руку, другую все еще прижимая к его щеке, и выражение ее лица было бесстрастным, как у сфинкса, а потом она ударила его по лицу так, что он увидел звезды.

Небо, воздушный шар и сгоревшая спичка-башня исчезли, и Сенлин обнаружил, что стоит под сернистым маяком уличного фонаря возле белой часовни. Там, где мгновение назад находилась Мария, теперь высилась амазонка. Она схватила его за шею, а другую руку отвела так далеко, что Сенлин сперва не понял – она что, потягивается? Пошевелив челюстью, он приготовился что-то сказать в свою защиту, и тут ее рука снова опустилась, широкая, как весло, и от удара по лицу он завертелся на месте.

Он увидел свое отражение с разинутым ртом в окне кареты, которая стояла рядом. Невзирая на дезориентацию от слабеющих галлюцинаций и пощечин амазонки, он все-таки поразился, узрев себя. Он выглядел как рыба, как белый карп-кои, который таращится из-под поверхности пруда, выкатив глаза на бесцветной морде. Он выглядел безумцем.

Карета была роскошная, обшитая черными лакированными панелями и украшенная позолоченной лепниной. Как и все фургоны в Новом Вавилоне, это транспортное средство было безлошадным и слегка подрагивало, даже стоя на месте. Рукава Сенлина резко натянулись под мышками – его схватили за шиворот. Дверь кареты отворилась, и отражение сменилось не таким уж незнакомым лицом.

Сенлину понадобилось еще мгновение, чтобы узнать смуглого херувима, который ухмылялся ему с обитой красным бархатом скамьи.

– Ну привет, Том, – сказал Финн Голл. – Все-таки не умер. Какой приятный сюрприз.

Глава четвертая

Порт Голла не был частью изначального облика башни. Его вырыли спустя эпохи после ее возведения, и в результате выглядит он весьма неприглядно. На протяжении веков череда амбициозных людей его переименовывала, но по сути он упрямо не становился ни лучше, ни благороднее того, чем был на самом деле – берлогой контрабандистов.

Т. Сенлин. Башня для всех, муки для одного

По контрасту с угольным и сернистым запахом города, фургон внутри благоухал камфорным и апельсиновым маслом. Это была роскошная маленькая хижина. Между высокими бархатными диванчиками красного цвета покачивалась каплевидная лампа, словно амулет гипнотизера. Хрустальные графины позвякивали в шкафчике, выложенном изысканными пробковыми буферами. Шторки на окнах покрывал миниатюрный узор пейсли. Фургон тихонько покачивался, как гамак, и Сенлин вспомнил о недавнем путешествии на поезде, – вспомнил чувство защищенности и незаметной скорости, ощущение роскоши, прикрывающей грубую механическую силу. Только сейчас он не знал, куда едет локомотив и когда остановится.

С какой нежностью Сенлин однажды вспомнил советы Финна Голла! Недели, последовавшие за их встречей в Цоколе, были настолько полны предательства и подозрений, что Сенлин цеплялся за краткое знакомство как за пример лучшей натуры башни. Если Финн Голл живет здесь, думал он, значит есть и другие добрые души. В стране немногих друзей Голл был человеком, не строящим тайных планов и не имеющим скрытых мотивов.