Восхождение Сенлина - [57]
Тарру резко встал и похлопал себя по карманам в поисках кошелька.
– Мне понадобится новый костюм. Что-то павлинье – такое, чтоб прям жуть.
Снаружи особняк Комиссара напоминал роскошный отель. От улицы к дому вела колоннада. Каждая колонна была полосатой от обворачивающей ее широкой черной ленты. Белый мраморный фасад самого особняка украшали зеленые гирлянды, подвешенные над окнами, из которых лился электрический свет. Два ряда безупречно одетых таможенников стояли перед филенчатыми дверьми, такими же высокими, как колонны.
Сенлин изучал вид, ожидая товарища-заговорщика. Он побрился, причесался и выгладил костюм. Он выглядел почти щеголем, в основном благодаря цилиндру, который ему одолжил – навязал! – Тарру, но на фоне экстравагантной роскоши, что лилась мимо, мог бы с тем же успехом нарядиться в робу торговца рыбой. Костюмы гостей Комиссара были такими вычурными и разнообразными, что Сенлин спросил себя, уж не маскарад ли его ожидает. И гостей были сотни. Мужчины в белых париках или треуголках сопровождали женщин в блистающих тиарах и юбках с обручами или экзотических платьях и тюрбанах, изукрашенных драгоценностями. Он по-прежнему носил простой черный сюртук и узкие черные брюки, с которых по такому случаю срезал вылезшие ниточки. Он больше походил на тень, чем на гостя. Он мог лишь надеяться, что богатства Тарру хватит для них обоих.
Так оно и вышло. Когда Тарру появился, Сенлин не смог решить, на кого он больше похож: на короля или на королевского шута. Его расшитые золотом панталоны нелепо раздувались у колен, огромная шляпа выглядела подушкой для трона шейха, а у зеленых войлочных туфель загнулись кверху носы. Его борода и волосы были подстрижены и навощены, а кожа все еще сияла после недавней ванны. Он театрально поклонился Сенлину.
– Узри самоубийство моды! Ох нет, прошу прощения: модное самоубийство!
Сенлин выдавил из себя слабую улыбку:
– Должен предупредить, я ужасен на вечеринках. Я привык прятаться за яркой личностью жены. – Он поправил узкий черный галстук.
– Ты произведешь лучшее впечатление на нашего хозяина, будучи одетым как гробовщик. Он не такой, как его гости, брызжущие фейерверками и напускающие туман. Он не любит ярких личностей, не в обиду твоей жене, – сказал Тарру и похлопал друга по плечам. Прижав Сенлина к себе, он прошептал, не переставая театрально улыбаться: – Чувства юмора у Комиссара не больше, чем у гильотины.
– Это не утешает, – ответил Сенлин, съежившись. Жесткий воротник врезался в кожу, а желудок скрутило. Его отвага улетучилась, потом вернулась и тут же снова исчезла. – Что-то меня подташнивает.
– Жене с тобой ох и тяжко, – сказал Тарру и рассмеялся.
Глава седьмая
Политика башни похожа на садовую политику, на споры соседей о владении сливовым деревом. В ней можно обнаружить подводные течения соперничества и вражды, хотя ни одно из них не назовешь чересчур серьезным. И все же в вопросах местного управления лучше придерживаться гибких позиций.
Популярный путеводитель по Вавилонской башне, I.XIV
Они присоединились к очереди гостей, что заходили в высокие, как дубы, двери. По обе стороны от дверей стояли дворецкие в белых манишках и черных фраках. Сенлину их ливреи показались очень знакомыми.
Вестибюль тянулся вокруг них, словно стены ущелья. Гости швыряли плащи и пальто в дворецких, и те исчезали под завалами. Блистающие электрические люстры наделяли каждого ореолом, их свет был одновременно красивым и сбивающим с толку. Он немного читал об электричестве, даже встречал несколько примитивных моделей генераторов, которые плевались искрами, короткими, как ресницы, но никогда не видел и вряд ли представлял себе электричество в таком изобилии.
Высокие стены фойе, словно обои, покрывали произведения искусства; золоченые рамы блистали от пола до потолка. Хоть убранство и было избыточным, в нем ощущалась направляющая рука. На самом деле зал больше напоминал крыло переполненного музея, чем вход в жилой особняк. Но что касается музеев, даже самый поразительный из всех, в каких бывал Сенлин, не мог сравниться с тем, что он видел сейчас.
То и дело вдоль стен попадались таможенные агенты, которые стояли, точно оловянные солдатики, с каменными лицами и суровым видом, и каждый держал на поводке лысую собачку. Толпа здесь редела, потому что гости старались обходить бдительных собак по широкой дуге. Порода напоминала терьера размерами и формой, хотя безволосая кожа гротескно собиралась и свисала складками у челюстей и ляжек. Собаки, как объяснил накануне ночью Огьер, проверяли гостей, прежде чем им дозволялось войти в жилище Комиссара.
О многочисленных аллергиях Комиссара ходили легенды. Он был сверхчувствительным – единственной бутоньерки в комнате хватало, чтобы у него случился приступ чихания и сморкания. Если собаки чуяли хоть намек на духи, тоник, пыльцу или любое другое загрязняющее вещество, они рычали и кусали нарушителя, которому бесцеремонно заламывали руки, выводили прочь и больше не приглашали. Эта судьба постигла и Огьера. Его кожа и одежда необратимо пропитались ароматами парфюмерной фабрики, над которой он жил. Ему не разрешалось приближаться к Комиссару ближе, чем на сто футов.
