Восхождение Сенлина - [22]
Его двойники ворчали и вздергивали подбородки, когда Сенлин протискивался мимо. Он толкал дворецких, вынуждая тыкаться в деревянные панели на стенах и обои с позолотой, но не извинялся. Он не мог ничего с собой поделать. Он сходил с ума, и не только из-за знакомых тревожных спазмов, но и от мысли, что Мария могла оказаться за любой дверью, участвуя в спектакле, изображая жену одного человека и любовницу другого. Он схватился за следующую дверную ручку, как будто хотел ее задушить.
Она повернулась. Сенлин бросился внутрь и быстро запер за собой дверь. Тишина была чудесна.
Он стоял на пороге кухни. Как будто вошел в чей-то дом через заднюю дверь. Рядом с печкой-буржуйкой лежали аккуратной пирамидкой наколотые дрова. С пересекающихся потолочных балок под открытыми стропилами свисали сети, полные тыкв и лука. Банки с заготовками ярко блестели в свете масляной лампы без абажура. Лампа также освещала латунный выступ на стене, размещенный до странности высоко. От этой диковинки Сенлин быстро отвлекся на ветчину. Окорок, утыканный яркими вишнями, лежал на богато украшенном блюде на столе для слуг. Аромат древесного дыма, гвоздики, свинины и закаленного железа согревал воздух. Это было восхитительно. И безмятежно. Он с трудом верил, что все еще находится в Вавилонской башне.
Он разжег огонь и наполнил чугунный чайник водой из прочного зеленого крана. Сделал это по привычке; у него дома на плите всегда кипел чайник, чтобы в любую минуту можно было приготовить чашку чая. Трубы булькали и кашляли, как старый астматик. Работа по дому его утешила. Брызги жира на плите заставили подумать о завтраке: оладьи, печеные яблоки, жирный лосось шкворчит на сковороде. Он проголодался. Нет, он не просто проголодался – он умирает от голода. Сенлин забыл о приличиях и оторвал толстый кусок жирной корочки от бронзовой ветчины. Съев полоску в один прием, оторвал вторую, а потом – третью. Он жевал и жевал, задыхаясь. Он насыщался, стоя над ветчиной, как стервятник, и наслаждался одиночеством. От соленого мяса щипало губы, потрескавшиеся от жажды. Сенлин взял чашку с крючка и наполнил ее из крана, а потом выпил, постанывая от облегчения. Съев столько мяса, сколько смог, он завернул еще несколько кусочков в салфетку и сунул в карман.
Фарфоровая чашка в его руках приковывала взгляд, хотя ему потребовалось время, чтобы понять почему. Ее край был расписан причудливой гирляндой из цветков кизила. Всего несколько месяцев назад Мария, в процессе объединения их хозяйств, распаковала заполненный соломой ящик фарфора, украшенного таким же рисунком. Ее набор был семейной реликвией, подарком от бабушки на свадьбу. В тот день Сенлин заметил, что кое-что из набора отсутствует, и, вдохновленный желанием угодить, а также стремлением к полноте, предложил найти замену.
Мария поблагодарила его и потянула за шею, поцелуем стирая угрюмость с его лица. Теперь Сенлин задавался вопросом: неужели он всегда хмурился, даже когда они были одни?
– Недостатки также часть набора, – сказала она. – Их нельзя заменить. Я знаю, когда и что сломалось или потерялось. Я сама разбила тарелку, когда мне было девять. Теперь я бессмертная часть картины. Меня устраивают мои недостатки, спасибо. – Она подмигнула и прижала язык к верхней губе. Такую рожицу она иногда корчила в классе много лет назад, и, вспомнив об этом, он с нежностью улыбнулся.
Нет, он не всегда хмурился.
Сенлин рухнул в кресло посреди уютной поддельной кухни и спрятал лицо в ладонях.
Глава девятая
В конце концов, вы неизбежно и неизменно обнаруживаете, что не готовы сделать осознанный выбор. Когда сомневаетесь, скажите: «Да». «Да» – это вечный паспорт. «Да» – это неразменная монета.
Популярный путеводитель по Вавилонской башне, I.XII
Сенлина привел в чувство назойливый звон колокольчика. Он с удивлением осознал, что заснул. На стойке со множеством колокольчиков, прикрепленной над плитой, звенел один – дергался вверх и вниз, вторя рывкам шнура, который исчезал в стене. Сенлин прыгнул к двери под колокольчиками, все еще сжимая в руках чашку, которая заставила его предаться размышлениям.
Он вошел в длинный обеденный зал, который вполне вписался бы в провинциальный особняк, если бывают особняки без единого окна. Вдоль обеденного стола, блестящего от полировки, стояло столько стульев с высокими спинками, что хватило бы на целый парламент. На стене между гобеленами висели ярко раскрашенные щиты. Также обнаружилось еще несколько латунных штуковин, прикрепленных к стенам на большой высоте. Может, это воздушные клапаны? В просторном камине тлели угли, их хватило бы, чтобы зажарить кабана. Комната пустовала, но Сенлин услышал приглушенные голоса по соседству.
Решив как можно дольше избегать других актеров в фарсе, Сенлин подошел к стойке с дровами, выбрал два полена, разрубленных на четыре части, и аккуратно разложил на решетке. Он не мог понять, откуда доносятся голоса. Кто бы это ни был, говорили пылко; хотя весело или разгневанно – он не мог сказать. В голове все еще не прояснилось после сна. Интересно, как долго он спал? Спектакль уже начался? Он ожидал какого-то введения или преамбулы. Сенлин потрогал галстук-бабочку и спросил себя, что будет, если он спрячется на кухне и позволит мелодраме развиваться своим чередом.
