Восхождение - [24]
— Подъем, воины! — Мужчина неопределенного возраста со скуластым обветренным лицом задумчиво смотрел на бумажку с четырьмя фамилиями. — Негусто на этот раз.
Он весело посмотрел на протирающих глаза мальчишек и добавил:
— Зато получите полноценное внимание всего нашего дружного коллектива. Ко мне обращаться «Капитан». Пошли, — мотнул он головой в сторону «уазика-буханки».
Дождавшись, пока все разместятся, кивнул водителю:
— Поехали.
Помолчав, Капитан продолжил, ни к кому особо не обращаясь:
— Значит, так. Пока едем, ответы на самые часто задаваемые вопросы. Первое. Место, куда вы попали, называется «Объект пятьдесят шесть». Почему именно «пятьдесят шесть», никто не знает. До ближайшего жилья около ста километров и жилье это — город Красноярск. Режим у нас довольно жесткий, впрочем, вам не привыкать. Здесь вы проведете ближайшие три года, после которых будет принято решение о вашей дальнейшей судьбе. Но могу сразу сказать, что о спокойной жизни можете забыть. Обращаться к вам будут исключительно по кодовым позывным, а свои имена пока положите в самый дальний ящик.
Офицер с улыбкой оглядел мальчишек.
— Вот тебя, здоровяк, как зовут?
— Загидулла… — Молчаливый подросток удивленно поднял голову.
— Я же говорил. — Капитан сморщился, словно от зубной боли. — Против Креста ничего не имеешь?
— Нет. — Парень ошарашенно помотал головой.
— Ладушки, вот и будешь Крест. А ты? — Офицер посмотрел на Влада.
— Зовите как хотите. — Влад, потерявший четырех самых близких друзей в монастыре, был явно не расположен к разговорам.
— Ну-ну. Выбирай, Хот или Зов?
— А Вой — можно?
— Годится. Ты?
Павел спокойно посмотрел в глаза офицеру:
— Можно Пал? Так меня в детстве звали.
— Можно. — Капитан перевел взгляд на Сашку. И последний?
— Да хоть чертом лысым. — Сашка, не отрываясь, смотрел, как за крошечными окошками проплывает лесной пейзаж.
— Да… интересный у нас нынче контингент, — глубокомысленно произнес офицер и оценивающе посмотрел на Сашкины отросшие локоны. — Добро пожаловать, Бука…
Въехавший на территорию невнятного назначения «уазик» подрулил к продолговатому деревянному бараку и, дождавшись, когда почерневшие от гнили ворота медленно и плавно разойдутся в стороны, въехал внутрь. По мере езды вдоль бесконечных штабелей необработанных бревен свет из тусклых лампочек и крошечных окошек под высоким потолком сменился резким светом люминесцентных ламп. Наконец машина подрулила к противоположной стене, и шофер, выйдя из машины, подошел к стоявшему у стены штабелю. Просунув между бревен нечто напоминающее карточку, отошел в сторону и спокойно смотрел, как кусок стены вместе с бревнами выдвигается вперед и отъезжает в сторону. Сашка только успел заметить небольшую табличку со странным текстом, привинченную на торец здоровенного пенька: «Уходя, закрой дверь дровами», когда перед машиной открылся уходящий вниз пандус, освещенный узкими длинными плафонами.
Вниз ехали недолго. Через несколько километров показалась большая площадка с разнокалиберным транспортом, среди которого были и красивые внедорожники иностранного производства, и российская бронетехника. Все стояло рядами, словно на стоянке под гостиницей внутри очерченных белой краской прямоугольников.
— Выходи, приехали. — Капитан кивнул на широкую дверь. — Проходим по одному, предъявляем пропуска, смотрим в окошко и улыбаемся.
Новая жизнь была очень похожа на прежнюю, в смысле — в монастыре, но вместе с тем очень отличалась. Здесь не молились утром и вечером, здесь не было нарядов по столовой и по уборке помещений, здесь почти не было школьных уроков. Правда, это не означало, что жизнь стала легче…
Вместо уроков два раза в неделю были «учебные дни». Это когда, кроме обязательных кросса, тира и «рукопашки», больше никаких тренировок не было. И тогда на Сашку обрушивался прямо-таки водопад знаний. Тут тебе не школа, где можно пересидеть урок за спинами товарищей. Тут ты один на один с учителем, и каждую минуту тебя могут спросить, все ли ты понял? А объясни-ка мне вот это…
Оказалось, что иностранный язык — это просто когда с тобой весь день разговаривают не по-русски. И при этом ты стреляешь, рубишься на саблях или фехтуешь на рапирах, просто бежишь кросс километров на двадцать с рюкзаком, в который «добрый» наставник щедро всыпал пуда полтора щебенки. И никому нет дела до того, режут ли тебе лямки плечи и упирается ли в хребет острый камушек. Изволь-ка отвечать: Gan má tá tú ag féachaint fear féasygach le madra myr dubh?[9]
Химия — это ты вместе с учителем сначала решаешь задачу, потом по результатам этой задачи ведешь синтез, а в конце занятия впихиваешь в синтез-продукт взрыватель, и, если не взорвется — двойка тебе обеспечена.
Физика оказалась вообще страшно интересным делом, потому что напрямую увязывалась с метеорологией, географией, геодезией и еще полудесятком подчиненных дисциплин. А обычная задачка по физике выглядела как расчет траектории снаряда, или ракеты, или пули — нужное подчеркнуть, недостающее — вписать. Причем результат сверялся не с ответом, а с самой что ни на есть практикой. Пуля? Ступайте к станку, юноша, выставляйте ваши данные и — вперед! Потом мишень принесете. Снаряд, ракета? Милости просим в тренажерный кабинет, и вводи, Бука, полученные результаты в хитроумный компьютер. Куда вы целились, молодой человек? Ах, в Брюссель? А тогда позвольте спросить, чем вам Стокгольм не угодил?..
