Восхождение на театральный Эверест - [2]

Михаил часто появлялся в Минске. В Барановичах живут его родные брат и сестра, племянники, в Минске — сын, внуки. И вообще, Беларусь — это родная земля, о которой он никогда не забывал. Каждый раз, бывая в нашей столице, он предлагал Министерству культуры свои услуги и был готов возглавить любой музыкальный театральный коллектив. Терпеливо ждал ответа и сокрушался: «Почему я не нужен своему Отечеству?»

А не так давно позвонил и сообщил: «Знаешь, старик, я уже в должности главного режиссера Минского музыкального театра, и даже поставил свой первый спектакль «Свадьба в Малиновке». Приходи на премьеру». И я пришел. Удобно устроился в первом ряду, но меня все время не покидало какое-то тревожное предчувствие.

Вспомнились те далекие, лихие, на редкость бесшабашные 90-е годы, когда можно было просто захлебнуться от хлынувшего потока всяких вымыслов и пасквилей. Едва ли не все прежние достижения стали огульно охаивать, «разоблачать», «развенчивать», нагло «переписывать» страницы прожитой истории целого поколения людей. Поэтому перед премьерным спектаклем мне было как-то волнительно: а вдруг и в белорусское искусство через открытые границы заползли чуждые нам микробы театральной вольности? Ведь оперетту, созданную композитором Борисом Александровым и драматур- гами-либреттистами Л. А. Юхвидом и В. Я. Типом еще в 1937 году, можно было уже не раз перелицевать и обновить, как поношенный прапрадедовский сюртук.

И когда на сцене появились Яринка и ее жених Андрейка, староста дед Нечипор и Яшка-артиллерист, пан-атаман Грициан Таврический и его адъютант Попандопуло, когда в зрительный зал полетели крылатые фразы типа — «И шо я в тебя такой влюбленный…», «Убери ножичек, сделаешь дырку — потом не запломбируешь» или «Скидавай сапоги, власть переменилась», я почувствовал себя в том самом знакомом с детства украинском селе Малиновка, где во время гражданской войны часто менялась власть: то придут махновцы, то — петлюровцы, то — красные… Ведь оно было не так далеко от Харькова, в котором прошла моя юность, а имя харьковчанина Леонида Юхвида было у нас на слуху.

Еще звучали последние аккорды оркестра, а зрительный зал взорвался громом оваций. Зрители добрых полчаса стоя аплодировали, выкрикивая «Браво!», — не хотели отпускать их со сцены. Позже театральные критики признают, что этот спектакль стал заметным событием в театральной жизни Беларуси. Отметят его необычную и пластичную сценографию, которая ранее никогда не приходила в голову ни одному постановщику этой оперетты. Действительно, сперва на сцене появляется огромная мельница, которая как бы «перемалывает» судьбы людей того тревожного времени. Потом она превращается в Дворец, где проводится «свадьба». Раз идет война, значит, там стреляют, поэтому появляется что-то вроде тира. И таких эффектных и выразительных образных аллюзий в спектакле немало. Но это было — потом. А сейчас критики вместе со зрителем искренне радовались и восхищались. Произошло настоящее братание актеров со зрителями.

И пока Михаил Станиславович Ковальчик выводил на авансцену актеров на поклон, мне показалось, что публика просто истосковалась по настоящей классике театра, которую, оказывается, еще с молодости бережно пронес через всю свою жизнь, сохранил и проповедует сегодня этот уже слегка поседевший, но бодрый и энергичный маэстро сцены.

Возвращение сына Отечества в родные пенаты для белорусских театралов оказалось действительно заметным событием.

Всяк своего счастья кузнец

Было уже поздно. Миша возвращался домой, как говорится, навеселе. Они с пацанами частенько за разговорами потягивали легкое болгарское вино. Тогда им, уже работающим ученикам вечерней школы, никто не мог помешать чувствовать себя вполне взрослыми, у которых от самостоятельности «крышу сносило». Обычно Миша поражал сверстников своими познаниями в области кино и мог с увлечением говорить о нем часами. В кинематографическом седле он держался уверенно и обычно размахивал своей юношеской эрудицией, как потомственный казак шашкой. Все знали, что он собирался снимать фильмы еще с шестого класса.

В середине 1957 года вдруг раздвинулся «железный занавес», и в Москву со всего мира съехались десятки тысяч молодых иностранцев на Всемирный фестиваль молодежи и студентов. От этого остолбенели не только иностранцы, но и советские люди. Все газеты и журналы открыто намекали, что пришла долгожданная «оттепель» и что лозунг фестиваля «За мир и дружбу» сделает нашу жизнь открытой миру.

В Барановичах напротив Мишиного дома и недалеко от кинотеатра «Октябрь», как раз в самом центре города, казалось, с прошлого века стоял видавший виды старейший в городе газетный киоск, а в его витрине на самом заметном месте красовался яркий журнал «Советский экран». На обложке обернутая кинолентой с перфораторной дорожкой огромная ромашка, в крупных лепестках которой улыбающиеся разноцветные «дети разных народов». Миша выскреб из карманов всю свою скудную наличность, крепко зажал журнал в руке и, возбужденный, побежал домой. С упоением читал и о фестивале, и о фильмах, вышедших на экран, и об их создателях — режиссерах, кинооператорах, актерах. Отныне каждый месяц под разными предлогами выпрашивал у мамы деньги на очередной журнал. Он просто бредил фильмами, не только читал и перечитывал журналы, но и с одним из закадычных друзей по четыре раза на день без билета прорывался в кинотеатр. Однажды их поймали, крепко надрали уши и выставили на улицу. Когда он в кинотеатре уже работал киномехаником и рассказывал об этом коллегам, ему говорили: «Ну, сейчас смотри столько, сколько душе угодно, сколько терпения хватит». И он смотрел. «Судьбу человека» — три сеанса, а это не меньше шести часов. Музыкальный фильм «Возраст любви» с Лолитой Торрес — несколько сеансов. Правда, плохие фильмы — не больше одного раза.