Восхождение на Холм Славы - [8]

Овчинников и Колядко каждый день проводили с сержантами инструкторско-методические занятия по следопытству. Не в классе, а в городке следопыта и на дозорной тропе. То были самые сладостные часы в жизни Овчинникова. Он передавал свой опыт охраны границы, стремясь развить интуицию в каждом. То было искусство.

Придерживался принципа: плохой учитель преподносит истину, хороший — учит ее находить. И всегда помнил: ничто так прочно не запоминают ученики, как ошибки своих учителей.

Как-то сержант Фазилов на вопрос Овчинникова, все ли понятно, ответил:

— Так точно. Надо развивать интуицию.

— Правильно поняли.

— Все понял. А вот что такое интуиция, не пойму. Только и слышишь: интуиция, интуиция...

Овчинников призадумался. Интуиция... В самом деле, что такое интуиция в пограничном деле? Говорят, интуиция помогла великому химику Менделееву открыть известную таблицу элементов. Враг хитер и изворотлив, на современного лазутчика работают целые научно-исследовательские институты, чтобы помочь ему обмануть бдительность советских пограничников, и невозможно составить некую стройную таблицу вероятных его приемов. Чего, в таком случае, стоит интуиция — способность постижения всех возможных уловок врага? Может быть, следует вести речь не об интуиции, а о расчетно-аналитическом методе охраны границы? В век электронно-вычислительных машин все можно рассчитать, хоть миллион вариантов...

И все-таки Овчинников был убежден: интуиция в таком деле просто необходима. Это не только постижение, но и умение поставить себя на место самого изощренного и опытного нарушителя, проникнуть в его психологию при определенных обстоятельствах, предугадать каждый его шаг. Только невежественному человеку кажется, будто он знает все.

Несмотря на свой опыт, Андрей часто задумывался: достаточно ли сильно развито лично в нем то, что принято называть «чувством границы»? Оно и есть интуиция, острое ощущение реальной опасности, своеобразное предвидение поступков нарушителя.

В свободный час заместитель по политической части старший лейтенант Щербаков и лейтенант Овчинников заводили разговор о природе человеческих поступков, о психологических явлениях, и оба словно продолжали жить той интеллектуальной атмосферой, какая царила в их училищах. Здесь, на границе, они решали учебные задачи, но теперь дело приходилось иметь не с мнимым нарушителем, а с настоящим врагом, вооруженным до зубов, ловким, натренированным.

Щербаков служил на заставе второй год, но как-то сразу вошел в общий ритм, почувствовал себя хозяином границы, воспитателем. Прежде, уезжая в отпуск, начальник заставы всегда нервничал — не стряслось бы чего-нибудь. Теперь, отправляясь с женой и сыном к морю, не испытывал тревоги — застава в его отсутствие находилась в надежных руках.

У Щербакова и Овчинникова определилась взаимная тяга друг к другу. Оба молоды, оба холостяковали, оба мечтали наполнить жизнь большим смыслом. Правда, Щербаков сделался холостяком недавно, привез на заставу молодую жену Галю, инженера-строителя по образованию, она поскучала зиму и сказала: «Не могу больше!» Не захотела заняться строительными делами в отряде, а дел невпроворот. Когда Галя приехала, все обрадовались: перестроим заставу! Домики-то старые. Но ничего из этого не получилось. Красивая, самоуверенная, она казалась хрупким экзотическим цветком, пересаженным на скудную каменистую почву. Уехала. А Щербаков тяжело затосковал, хотя старался держаться так, будто ничего не случилось. И только Овчинникову сказал:

— Я верил в нее... У меня все измято внутри.

Овчинников не стал утешать, давать советы. Да и что можно советовать, когда от тебя ушла жена? Андрей старался отвлечь друга от мрачных мыслей рассуждениями о высоких материях. Дескать, приглашаем на заставу артистов, писателей, акробатов, а почему бы не пригласить ученых? Психолога, кибернетика... Или известного шахматиста? Нужно развивать логическое мышление, способности перспективного мировосприятия. Мы легко воспринимаем социальное прогнозирование, но, когда заговариваешь о предсказательной функции, о предвидении, все начинают снисходительно улыбаться: дескать, модельное предвидение в наших пограничных условиях невозможно. А ведь каждый человек беспрестанно занимается прогнозированием. Еще Аристотель говорил о логической возможности...

Щербаков прятал в углах рта горькую улыбку.

— Согласен, — говорил он. — Вот английский физик Артур Кларк утверждает, что для предвидения будущего нужно обладать логикой, но, кроме того, нужны еще и вера, и воображение, способность подчас пренебречь даже самой логикой. И я с ним согласен. Ученого к нам можно, конечно, пригласить. Но я думаю: пригласим лучше прославленного штангиста. Я — за силовые номера... Вы же сами восстаете, когда у нас штангу пытаются подменить шахматами да теннисом.

«Я ему про Фому, а он — про Ерему...» — думал Овчинников,

Да, в тот день Овчинников наслаждался отдыхом, не предполагая, что через несколько часов ему придется выполнять боевое задание.

...Сигнал тревоги поступил на заставу в пятом часу утра. Дежурный связист, бросив быстрый взгляд на контрольные приборы, доложил дежурному по заставе, тот оповестил офицеров... Взвились ракеты, вспыхнули прожекторы, резкий клич: «Застава, в ружье!» — всколыхнул казарму. Причиной тревоги оказалась лошадь, которая металась по участку, видимо заблудившись в песчаном буране. Лошадь поймали. На ней не было ни седла, ни уздечки. Скорее всего, отбилась от табуна и, гонимая песчаными смерчами, оказалась на этой стороне.