Восхождение. Кромвель - [172]

Ещё хорошо, что стали понемногу выясняться подробности бегства. Ночь была тёмной, холодной. На небе не было ни звезды. Из королевского леса мог вывести только монарх. Он и вывел, однако довольно долго проплутал в темноте. Шарфы повязали повыше, спрятали лица и поскакали по дороге на юг. На одиноких всадников не обращали вйимания. На несколько дней им была обеспечена безопасность. Но куда скакали они? Оказалось, что никто из них этого точно не знал. Эшбернгем, главный зачинщик побега, некоторое время вёл переговоры в Саутгемптоне с владельцами кораблей, которые могли переправить во Францию несколько путников. Переговоры ничем не закончились. Корабельщики мялись. Это было опасно. Ренборо, назначенный чем-то вроде морского министра, отдал строжайший приказ тщательно осматривать все суда, выходящие или входящие в английские гавани. Стало быть, Саутгемптон отпадал. Уже в дороге вспомнили про остров Уайт, место отдалённое, со слабой охраной и в то же время удобное для сношения с Францией. Поскакали туда. Появление незваного гостя коменданта крепости поразило как гром. Ему приходился роднёй капеллан короля, а через Оливера Сент-Джона сам Кромвель. Он не мог не принять государя, но не имел на это приказа, и Кромвель мог его расстрелять. В первую минуту комендант простонал:

— Вы погубили меня!

Потом попришел в себя и сказал:

— Я не подам его величеству повода жаловаться на меня. Никто не скажет обо мне, что я обманул его ожидания. Я поступлю как человек благородный.

И предоставил замок Кэрисбрук, который охраняло не более дюжины старых солдат. В пределах острова король пользовался полной свободой, мог прогуливаться или ездить верхом.

Карл был поначалу смущён неожиданным водворением на Уайте, однако недолго. Восстав ото сна, полюбовался из окна замка прекрасным видом на море, подышал свежим воздухом и пришёл в своё обычное состояние бесконечного оптимизма, уверенный в том, что в его жизни всё будет исключительно хорошо, несмотря ни на что.

Зато комендант Хэммонд не находил себе места. Он срочным курьером отправил послания председателю нижней палаты и Кромвелю, уверяя в своей преданности и того и другого. Кромвель получил его сразу после событий в Уэре. На сердце у него отлегло. О месте пребывания короля он сделал в парламенте сообщение с таким весёлым лицом, таким приподнятым тоном, что многие были удивлены.

Радость Кромвеля было легко объяснить. Король не в Шотландии и не во Франции, стало быть, война, по крайней мере, откладывается, а может быть, удастся и вовсе её избежать, что при волнениях в армии было самое главное. Даже лучше, что он теперь на Уайте. Здесь, в Гемптон-Корте, вблизи Лондона, он одним своим присутствием будоражил умы. Теперь он далеко, плести свои козни оттуда ему будет намного сложней. Как не вздохнуть с облегчением.

Но облегчение было недолгим. Его трезвый практический ум очень скоро открыл, что бессмысленным бегством монарх резко изменил соотношение сил.

Его беспокойство вызывали соратники. Многие ли из них сохранят теперь доверие к королю? Может ли он сам ему доверять? Однако он твёрдо верил, что его судьба, каждый шаг и каждая мысль в руках Господа. Господь должен всё решить за него, а воля Господа была ему неясна.

Кромвель часто оставался дома, читал Библию и подолгу молился. Друзьям, навещавшим его, твердил, что заблуждался, наделал много ошибок, неверно понимая указания Господа. Он ждал нового и ясного знака, а Господь никакого знака не подавал. Это было самым главным несчастьем, и генерал в эти дни растерянности, распутья и долгих молитв жестоко страдал.

Его вывел из этого состояния Джон Беркли, прибывший в главную квартиру в конце ноября. Он привёз письма короля, обращённые к Ферфаксу, Кромвелю и Айртону. По дороге он встретил корнета Джойса. Корнет удивился его появлению и сообщил, что агитаторы не только ничего не боятся, но сумели привлечь на свою сторону генералов и собираются судить монарха. В Виндзоре он застал военный совет, вступил в зал и подал Ферфаксу письмо. Письмо было принято, но его попросили подождать ответа за дверью. Спустя полчаса пригласили войти. Ферфакс прямо-таки огорошил его:

— Мы — армия парламента. Нам нечего отвечать на предложения его величества. Обсуждать их может только парламент.

Беркли с недоумением поглядел на Айртона, поглядел на Кромвеля, но встретил презрительные улыбки и едва приметный поклон. Ему пришлось удалиться. Он пробовал выяснить, что же случилось, всё ещё не понимая, как много вреда король принёс сам себе своим бегством. Один комендант гарнизона в Виндзоре согласился встретиться с ним, но тайно и в полночь. Они встретились на задах таверны «Подвязка». Комендант даже здесь опасался говорить громко и едва слышно шептал:

— Раздражение армии так велико, что я жизнью рискую, встретившись с вами, потому что ещё нынешний день генерал Айртон сделал два предложения: отправить вас под арест в Лондон и запретить кому бы то ни было встречи с вами под страхом смертной казни. Если королю не надоело жить, пусть немедленно спасается бегством.

— Стоит ли мне передавать Айртону и Кромвелю письма, данные мне государем?