Восхождение королей - [13]

Дэмиен покраснел. Это было не то, что он ожидал услышать от Лорена, и Лорен знал это. На мгновение все несказанное повисло между ними.

— Прошу, — сказал Лорен, — оскорбляй меня дальше. Расскажи мне поподробнее о моей пошатнувшейся репутации. Расскажи мне, как то, что я прогибался для тебя, повредило мое положение. Как будто быть оттраханным Королем Акиэлоса могло оказаться чем-то, кроме унижения. Я до смерти хочу это услышать.

— Лорен…

— Ты думал, — перебил Лорен, — что я приду сюда без средств для обеспечения исполнения моих условий? Только у меня есть единственные доказательства предательства Кастора, помимо твоего слова.

— Моего слова достаточно для людей, которые имеют значение.

— Да? Тогда, разумеется, отклони мое предложение. Я казню Гийона за измену и подержу его письмо над пламенем ближайшей свечки.

Руки Дэмиен сжались в кулаки. Он чувствовал себя абсолютно обыгранным — даже когда понимал, что Лорен торгуется за свою политическую жизнь в одиночку, не имея практически ничего. Лорен должен был быть в безвыходном положении, чтобы предложить сражаться вместе с Акиэлосом; вместе с Дамианисом из Акиэлоса.

— Мы снова будем играть в притворство? — спросил Дэмиен. — Что ничего никогда не было?

— Если ты обеспокоен, что это пройдет незамеченным между нами, то не переживай. Каждый в моем лагере знает, что ты служил мне в постели.

— И это будет между нами так? — спросил Дэмиен. — Корыстно? Холодно?

— А как, ты думал, это будет? — ответил Лорен. — Что ты возьмешь меня в постель для публичной консуммации?

Это причинило боль. Дэмиен сказал:

— Мне не сделать этого без Никандроса, а он не отдаст Дельфу.

— Он согласится, когда ты дашь ему Айос.

Это было слишком искусно разыграно. Дэмиен не задумывался об этом дальше поражения Кастора, не думал о выборе сатрапа в Айосе, традиционном месте ближайшего советника Короля. Никандрос был наилучшим кандидатом.

— Я вижу, ты все продумал, — с горечью в голосе сказал Дэмиен. — Это могло быть не… ты мог прийти ко мне и попросить помощи, я бы…

— Убил оставшихся членов моей семьи?

Лорен произнес это, стоя с прямой спиной и немигающим взглядом. С тяжестью Дэмиен вспомнил, как пронзил мечом человека, которого считал Регентом; как будто убийство Регента стало бы его искуплением. Не стало бы.

Он подумал обо всем, что Лорен сделал здесь, о каждой крупице безразличных методов воздействия, чтобы контролировать эту встречу, чтобы быть уверенным, что все пройдет на его условиях.

— Поздравляю, — сказал Дэмиен. — Ты вынудил меня. У тебя есть то, что я хочу. Дельфа в обмен на твою помощь на юге. Ничего не дается даром, ничего не делается из добрых чувств, все происходит по принуждению и с хладнокровным планированием.

— В таком случае у меня есть твое согласие? Скажи это.

— У тебя есть мое согласие.

— Хорошо, — сказал Лорен. Он сделал шаг назад. Тогда, точно стержень самоконтроля окончательно разрушился, Лорен всем весом осел на стол позади себя, с его лица стерлись все краски. Он дрожал, на лбу выступили капельки пота из-за ранения. Он сказал: — А теперь убирайся.

* * *

К нему обращался глашатай.

Дэмиен слышал его, будто откуда-то издалека, и наконец понял, что его ждет небольшой отряд его собственных людей для возвращения с ним обратно в лагерь. Он ответил глашатаю или подумал, что ответил, потому что глашатай ушел и оставил его рядом с конем.

Дэмиен положил руку на седло, прежде чем вскочить на лошадь, и на мгновение закрыл глаза. Лорен знал, кто он, и все равно занялся с ним любовью. Он задавался вопросом, какое сочетание стремления и самообмана позволили Лорену сделать это.

Он был разбит произошедшим, ноющее и покрытое синяками тело сотрясала мелкая дрожь. Дэмиен не чувствовал, как ему наносили удары во время боя — до настоящего момента, когда все они вдруг обрушились разом. Его охватило шаткое изнурение после схватки; он не мог двигаться, он не мог думать.

Если бы он представлял себе, то это было бы единое катастрофическое событие — разоблачение, которое, что бы ни последовало потом, завершилось бы. Жестокость была бы одновременно и наказанием, и облегчением. Он никогда не представлял себе, что это будет продолжаться и продолжаться; что правда была известна; что она была болезненно впитана; что это будет такое разрушающее давление, не покидающее грудь.

Лорен сдержал и подавил все эмоции в своем взгляде — он вынесет и союз с убийцей своего брата, не ощущая ничего, кроме отвращения. Если он может это, то Дэмиен тоже сможет. Он сможет вести деловые переговоры, говорить на формальном языке королей.

Боль утраты была бессмысленна, потому что Лорен никогда не принадлежал ему. Он знал это. То хрупкое, что выросло между ними, никогда не имело права на существование. Всегда был известен конец: тот момент, когда Дэмиен вновь накинет свою мантию.

Теперь ему нужно вернуться с этими людьми в свой собственный лагерь. Поездка назад была быстрой, меньше полумили разделяло их армии. Он вернулся с мыслью о долге, прочно обосновавшейся в его разуме. Если это и причиняло боль, то это было уместно; это и есть царствование.

* * *

Оставалась еще одна вещь, которую он должен был сделать.