Восхождение - [24]
- Хорошо. Где мне найти Жоржа или его секунданта?
Леонард назвал адрес, порываясь и сам ехать, но Аристей уверил, что все сделает наилучшим образом - на высоте чести, а ему лучше всего выспаться как следует.
- Резонно.
Аристей поскакал на извозчике, уверенный, что Леонард излишне драматизирует ситуацию и мирный исход будет найден. Его тотчас приняли, да в присутствии молодого артиллерийского офицера, представленного как секундант, достойный и скромный. Дело огласке не должно подлежать при любом исходе.
Жорж, которого Аристей видел ранее лишь мельком, одетый по-домашнему, держал собачку, облокотясь о ручку кресла, явно бравируя своим спокойствием. На его попытку разобраться в том, что произошло, стало быть, заговорить о возможности примирения, Жорж, погладив собачку, сказал холодно:
- О причинах не следует тоже распространяться, о примирении до первой крови не хочу и думать. Господа, обсудите детали. До встречи завтра утром на условленном месте.
Артиллерийский офицер, плотный, подвижный, некий Брук, русский англичанин, как отрекомендовался сам, оказался большим знатоком в дуэльных делах, разумеется, познания свои вычитал из мемуаров начала прошлого века, когда поединки еще были в моде. Нашлись настоящие дуэльные пистолеты той эпохи. Аристей счел за благо довериться во всем секунданту противника.
Так, совершенно неожиданно художника втянули в дело, отдающее чем-то запоздалым, старинным, скорее мифом, чем действительностью, что, впрочем, постоянно сопровождало Леонарда с его фантазиями. Чему быть, того не миновать. Когда Аристей приехал домой, уже заполночь, юноша преспокойно спал. Художник даже позавидовал ему, вплоть до возможной гибели на дуэли.
Как нарочно, погода к ночи испортилась, а утро словно не наступало, когда Леонард проснулся, по своему обыкновению, задумчивый, словно собрался сесть за стол набросать стихи, предчувствием коих жил, лег спать либо спал в некой дали времен и пространств. Он и сел за стол, допивая чай из стакана в подстаканнике.
- А нам пора выезжать, - сказал Аристей, уже выбегавший на улицу нанять извозчика.
- Да? А я думал, еще рано. Хорошо. Едем!
- А ты готов? - спросил художник, тот кивнул. - Ты помнишь, к чему?
- Да, не забывал, кажется, и во сне. Вы не волнуйтесь, Аристей. Вчера я готов был убить его. Пусть отделается раной. Может, пойдет на пользу.
- А если он тебя?
- За меня не бойтесь. Увидим. Если меня не станет, не вините себя. Нам пора. Дождь, ветер... Тоже хорошо.
Выехали в Озерки, где найти уединенную рощу нетрудно, особенно с утра, да в непогоду тем более. Дождь, ветер, бег лошадей, захватывая дыхание, отвлекали и примчались к месту необыкновенно быстро. Дождь почти перестал, но ветер усиливался, словно вознамерился разогнать тучи, и кое-где уже проглядывала синева.
- Господа! Буря пронеслась. Охота вам стреляться, - зычным голосом прокричал артиллерийский офицер.
- Самое время! - рассмеялся Леонард с мокрой головой, в студенческой тужурке.
- Будем стреляться. Довольно тянуть, - сердито процедил сквозь зубы Жорж, срывая с головы шляпу и снимая плащ.
В залитые водой рощи не стали входить, а нашли ровное пространство между ними. Отмерили условленное число шагов, вручили заряженные пистолеты противникам, развели их и велели сходиться.
Низкие дождевые облака быстро уносились, и вдруг выглянуло солнце поверх кучевых туч, белее снега сверху и тяжело темных снизу, и луг задымился, словно покрываясь туманом. Хотя приготовления проходили медленно, с соблюдением всех правил, да и спешка здесь вряд ли уместна, сами природные явления словно убыстряли ход времени.
- Сходитесь! - скомандовал артиллерийский офицер.
Противники шаг к шагу вышли к означенному барьеру и выстрелили одновременно. Жорж упал с протянутыми вперед руками навзничь. Аристей и Брук бросились к нему. Тот вздрагивал, освобождая руку от пистолета, и схватился за ногу.
- Жив! Ранен! - вскричали секунданты с удовлетворением.
- А куда он подевался? - с усилием, приподнимая голову, проговорил Жорж. - Черт! Ведь я попал в него.
Решили, он бредит. Но Леонарда нигде не могли найти. Лишь пистолет на тужурке на мокрой траве.
Жоржа, раненного в левую ногу, увезли, а Аристей полдня обегал рощи, выходил к железной дороге в надежде наткнуться на Леонарда, который, верно, побрел куда глаза глядят. Хорошо, если цел и невредим. А если раненный где-то упал?
Совершенно обескураженный, Аристей, в конце концов, вернулся в город. В невольном ожидании он провел дома и следующий день. Когда же он собрался выйти, явился посыльный с запиской: «Чудеса! - сообщал Леонард. - Со мной все в порядке!»
- Тьфу, черт! - Аристей не столько обрадовался, сколько испытал сильнейшую досаду, что он тут беспокоился, а тот бог весть где бродил, и даже махнул рукой, не желая с ним больше связываться. И все же не преминул к нему заехать.
3
Под вечер, неизвестно, какого дня он обнаружил, что сидит у себя в комнате в доме на Екатерининском канале, откуда его мама, выйдя вновь замуж, съехала, а он остался, и, судя по книгам, которыми завален стол, он студент, вяло посещающий лекции, поскольку с утра, уже одевшись, чтобы выйти из дому, нередко возвращался к столу, чтобы набросать стихотворение, а потом уже поздно куда-то идти, и он с головой уходил в книги, засиживаясь допоздна. По вечерам он не любил бродить, даже летом в серенький день не любил выходить из дома, без солнца и голубого неба он не мог обходиться, лучше сидеть за книгой и много дум снизойдет в душу, словно свет сияет там, в мирах иных.
Киноновелла – это сценарий, который уже при чтении воспринимаются как фильм, который снят или будет снят, при этом читатель невольно играет роль режиссера, оператора или художника. В киноновелле «Солнце любви» впервые воссоздана тайна смуглой леди сонетов Шекспира. (Сонеты Шекспира в переводе С.Маршака.)
Истории любви замечательных людей, знаменитых поэтов, художников и их творений, собранные в этом сборнике, как становится ясно, имеют одну основу, можно сказать, первопричину и источник, это женская красота во всех ее проявлениях, разумеется, что влечет, порождает любовь и вдохновение, порывы к творчеству и жизнетворчеству и что впервые здесь осознано как сокровища женщин.Это как россыпь жемчужин или цветов на весеннем лугу, или жемчужин поэзии и искусства, что и составляет внешнюю и внутреннюю среду обитания человеческого сообщества в череде столетий и тысячелетий.
Книга петербургского писателя, поэта и драматурга Петра Киле содержит жизнеописания замечательнейших людей России – Петра I, Александра Пушкина, Валентина Серова, Александра Блока, Анны Керн - в самой лаконичной и динамичной форме театрального представления.В книге опубликованы следующие пьесы: трагедия «Державный мастер», трагедия «Мусагет», трагедия «Утро дней», комедия «Соловьиный сад», весёлая драма «Анна Керн».
В основе романа "Сказки Золотого века" - жизнь Лермонтова, мгновенная и яркая, как вспышка молнии, она воспроизводится в поэтике классической прозы всех времен и народов, с вплетением стихов в повествование, что может быть всего лишь формальным приемом, если бы не герой, который мыслит не иначе, как стихами, именно через них он сам явится перед нами, как в жизни, им же пророчески угаданной и сотворенной. Поскольку в пределах этого краткого исторического мгновенья мы видим Пушкина, Михаила Глинку, Карла Брюллова и императора Николая I, который вольно или невольно повлиял на судьбы первейших гениев поэзии, музыки и живописи, и они здесь явятся, с мелодиями романсов, впервые зазвучавших тогда, с балами и маскарадами, краски которых и поныне сияют на полотнах художника.
"Первая книжка стихов могла бы выйти в свое время, если бы я не отвлекся на пьесу в стихах, а затем пьесу в прозе, — это все были пробы пера, каковые оказались более успешными в прозе. Теперь я вижу, что сам первый недооценивал свои ранние стихи и пьесы. В них проступает поэтика, ныне осознанная мною, как ренессансная, с утверждением красоты и жизни в их сиюминутности и вечности, то есть в мифической реальности, если угодно, в просвете бытия." (П.Киле)
Телестерион — это храм посвящения в Элевсинских мистериях, с мистическим действом, в котором впервые обозначились, как и в сельских празднествах, черты театра Диониса. Это было специальное здание в форме кубического прямоугольника, почти как современное, с большой сценой и скамейками для небольшого числа зрителей, подготовленных для посвящения. В ходе действия с похищением Персефоны и с рождением ее сына от Зевса Дионис отправляется в Аид, за которым спускаются в катакомбы под сценой зрители в сопровождении факельщиков, с выходом под утро на берег моря.