Восхождение - [10]

В размышлении о своей непростой ситуации Яков прошёл уже большую часть пути. Глаза привыкли к темноте, различая в ней стволы и кроны деревьев, шарообразные контуры кустарника, просветы звёздного безлунного неба и неровный каменистый покров аллеи. Он двигался вперёд, не испытывая ни страха, ни беспокойства, один среди этого удивительного острова торжествующей природы, свободный от бесчисленных проблем огромного города, плещущего волнами света и звуков в его зелёные берега.

Ему оставалось пройти всего метров триста, когда он заметил впереди справа вспыхивавшие в беспорядке огоньки. Вскоре до слуха Якова донёсся грубоватый мужской голос. Он пока ещё не мог понять смысл слов, но уже слышал богато удобрявшую речь отборную матерщину. Огоньки оказались кончиками сигарет, которыми смачно, с явным удовольствием затягивалась кампания. Во время затяжки лицо курящего причудливо выступало из темноты, озаряясь на секунду слабым красноватым светом. Яков сначала хотел повернуть назад, чтобы избежать встречи, итог которой трудно было предсказать. Но потом, усилием воли подавив нараставший страх неизвестности, продолжил путь. Он поравнялся со скамейкой, где сидели четверо, когда услышал хриплый окрик:

— Куда бежишь, парень? Дай-ка закурить.

Яков приостановился, и в этот момент трое сидевших рядом с вожаком, так показалось ему в этот момент, быстро, но без суеты, поднялись со скамьи и обступили его с трёх сторон. Сердце бешено колотилось в груди, но он старался вести себя независимо и не обнаружить сковавшие дыхание страх и растерянность.

— Я не курю, — с трудом выдавил он из себя пришедшую на ум фразу.

— Ха, слышишь, Толян, он не курит. Интеллигент ё…ный, блядь, сука, вальяжно изрыгнул стоящий перед ним верзила.

— А ну ка, врежь ему, падлу, Федька, — услышал Яков прокуренный голос вожака, оставшегося сидеть и со стороны командовавшего расправой.

Короткой тенью взметнулся кулак, и он почувствовал сильную боль, пронзившую его нижнюю челюсть, и вслед за ней сладковатый привкус крови. Удар нанёс мужик, стоящий слева, что послужило сигналом для двух остальных. Били остервенело, выдавливая из себя отборную брань. Яков, закрыл лицо и голову руками, стараясь устоять на ногах и понимая, что сопротивление вызовет ещё большее озлобление. Удар в пах заставил его согнуться, и, взвыв от боли, он повалился на твёрдый наст дорожки.

— Баста, братва, а то ещё замочите кореша, — властно произнёс Толян, и трое его подручных мгновенно отступили. — Ну-ка поднимайся, сука, тебе здесь не Сочи. Или помочь? — В голосе его послышались нотки показного сочувствия.

— Сам поднимусь, — отхаркивая кровь, проговорил Яков.

Страх как рукой сняло, оставив лишь ощущение беспомощности и досады. Боли в паху, груди, боку и челюсти притупились, и он медленно поднялся, отряхивая с джинсов осязаемую ладонями пыль.

— Что вам от меня нужно? — спросил он.

К нему вернулась уверенность в себе. Он знал, что смелость обычно обескураживает хулиганов и, стараясь говорить как можно спокойней, добавил: — Денег с собой нет.

— Ишь, какой храбрый! Славута, обыщи-ка пижона.

Толян невозмутимо снизу вверх смотрел на Якова. Он почувствовал острие ножа, коснувшегося шеи возле гортани, и крепко сбитый детина среднего роста принялся деловито шарить по карманам. Рука его подцепила и ловко вытащила из накладного кармана рубашки потёртый кожаный бумажник.

— Вот возьми, — Славута протянул его вожаку.

Яков знал, что, кроме нескольких деловых документов, там лежит ещё и паспорт. Толян раскрыл бумажник и вытянул плотную тисненую книжечку.

— Федя, посвети мне, — приказал он, и через мгновение яркий луч света выхватил из ночи маленькую цветную фотографию.

— Интеллигент засранный, вы только посмотрите. Да это же жид, я их за версту узнаю. Вот написано, еврей. Дай-ка фонарь, Федя.

Толян взял протянутый ему фонарь, и по лицу Якова полоснул узкий пучок света.

— Однако изукрасили тебя, жидок. Долго помнить будешь. — На лице вожака появилось некое подобие улыбки. — Сматывался бы ты отсюда в свой вонючий Израиль, да попроворней. Меньше смердить будет.

Яков на последний пассаж Толяна не отреагировал, сознавая бессмысленность идеологических дискуссий с подонками. Он решил терпеливо ждать конца разборки. Было очевидно, что жизни его ничто не угрожает — вожак указал ему безошибочный адрес, куда следует бежать.

— Толян, так что же, ничего с него не возьмём? Напрасно потели? — услышал Яков самого молодого члена шайки, парня лет семнадцати.

— А кто тебе сказал, что нет, Паша? — затянувшись сигаретой, ответил вожак, — что хочешь, то и бери. Раздевай его, братва.

— Раздевайся, сука. — Славута угрожающе коснулся подбородка большим дурно пахнущим кулаком.

— Убери руки и отойди, я в твоей помощи не нуждаюсь, — спокойно произнёс Яков.

Он снял рубашку и джинсы и протянул их Славуте.

— Разувайся, падло. Такие клёвые кроссовки хотел замылить, сука!!! — завопил Паша.

Участь его новых фирменных кроссовок была решена.

— Пошли, братва, а то ещё настучит, — солидно заметил Федя.

— Не настучит. Я знаю, где он живёт, — осадил того Толян. — Сдаст ментам, мало ему не покажется.