Восход Сатурна - [136]

Страшно ведь! Русские оборотни утащат.

Капитан Цветаев Максим Петрович, 1201-й самоходно-артиллерийский полк. На подступах к Харькову. 6 января 1943 года.

Горячий снег, горячий снег…

Мы впервые услышали эту песню еще на речке Мышкове, когда готовились стоять насмерть, но не пропустить фрицев в Сталинград к Паулюсу. Хотя после казалось, что песня совсем про другую битву, не было у нас ощущения последнего усилия, что все на волоске, еще немного, и прорвутся. Может, сложено это было про Сальск, где наши, заняв станцию, долго и упорно бодались с фрицами, пытавшимися остановить наше наступление своими контратаками? Так и там бой до пекла явно не дотягивал, затяжной, это да, а под конец рассказывал мне друг, просто отмахивались они от фрицев, как от мухи, кружащей вокруг и пытающейся зайти с одной, с другой стороны и сразу отступающей, наткнувшись на оборону.

На Мышкове мы стояли во втором эшелоне и слушали канонаду впереди. Когда же нам был дан приказ идти вперед, немцы уже бежали, бросая технику. По радио было даже указано не стрелять по тягачам и грузовикам, пусть они достанутся нам целыми. Преследование, избиение бегущих и взятие их в плен… И огромное количество горелого и брошенного железа перед нашими позициями, чужого железа, это не мы, а фрицы тогда сполна умылись кровью. Мы победили их, разбили и гоним на запад, уже второй месяц.

Наш полк — шестнадцать самоходок, новенькие СУ-85, четыре батареи по четыре, и один командирский Т-34. Комполка хотел было выбить вместо него ещё одну самоходку, но машин было мало, и пришлось довольствоваться тем, что дают. Что плохо: на Мышкове сержант Скляр из моей батареи вышел лоб в лоб на «тройку». Оба стреляли одновременно, с четырехсот метров. Немец сгорел, а у СУ-85 лишь вмятина на броне, но вот Т-34 могло бы пробить, танкисты потом специально приходили смотреть, даже командир четвёртого танкового корпуса, которому мы были приданы, пожаловал. Это имело для нас не очень-то приятные последствия, уже в следующем бою наш полк поставили в первую линию атаки, как самые хорошо бронированные машины, танкисты действовали во второй и прикрывали наши фланги.

Но, слава богу, потерь больших мы не несли, немцы наших машин ещё не знали и открывали огонь из крупнокалиберных противотанковых пушек с больших дистанций. А 37- и 50-миллиметровые для нас что слону дробина. В крайнем случае выручали дымовые гранатомёты, в обязательном порядке устанавливаемые на все новые танки и самоходки. Нет, были, конечно, подбитые — кому в маску прилетело, кому гусеницу разбило, кто на мине подорвался, но никто не сгорел, хотя и в экипажах потери были. Вот так и воевали. На Миус вышли уже только девять самоходок да командирский танк. Хорошо, что почти неделя нам на передышку была дана, за это время командир выбил нам новые движки взамен изношенных. Их по приказу командующего корпусом для нас с подбитых тридцатьчетвёрок снимали. Да ещё пяток машин вернулись из ремонта. Теперь до Днепра.

Еще месяц назад мы заучивали описание тяжелого танка «Тигр», его тактико-технические данные, а особенно — уязвимые места. Что такое немецкий ахт-ахт, знали все… А вот представить его на танке, бронированном лучше, чем наш КВ, это впечатляло. Нам говорили, что эти фрицевские звери непробиваемы для наших семидесятишестимиллиметровок даже в упор. То есть ни Т-34, ни «барбосы», ни ЗиС-3 ничего с ними сделать не могут — значит, вся надежда на нас. Слышал, что есть еще ЗиС-2, новые противотанковые, пятьдесят семь вместо сорокапяток, они же на шасси «барбоса» называются «Оса», но видеть их не доводилось ни разу. Зато у нас в боекомплекте, кроме стандартных бронебойных, которые вроде бы должны брать «Тигра» с километра, есть еще по три-четыре этих, секретных, подкалиберных «катушек», они точно возьмут, но с более близкой дистанции. Ну и на последний случай полку придали батарею «слонобоев» — СУ-122П. Машины как у нас, но калибр! Аж 122 миллиметра, как у корпусной пушки. Заряжающему, правда, не позавидуешь, поэтому и скорострельность подкачала.

Вот таким вот составом мы и влипли в передрягу. Возобновив после передышки наступление, наши войска быстро продвигались вперёд. Против нас действовали какие-то второсортные части, набранные из кого попало, и венгры были, и румыны, и хорваты. Впрочем, проще сказать, кого там не было. Противник был малочисленным и столь же малобоеспособным, редко кто из них упорно сражался, порой было достаточно только обозначить атаку, как эти вояки разбегались. Совсем мы с ними расслабились. Нет, нас предупреждали, конечно, что где-то здесь эсэсовские танковые дивизии могут появиться, и обо всех случаях обнаружения немецких танков мы тут же были обязаны докладывать наверх, но к хорошему привыкаешь быстро, а если нет непосредственной опасности, то угроза представляется далёкой и несущественной. Вот так и наш корпус вырвался вперёд, выбил какой-то охранный отряд с важного железнодорожного узла, продвинулся на запад ещё на пяток километров, а к вечеру передовая бригада попала в танковую засаду.

Нам бы отступить или обойти, но с горючим было не слишком хорошо. Прямо скажем — хреново с ним оказалось. Перед новым наступлением боеприпасы смогли в достаточном количестве подвезти, а вот горючку вдоволь не заправили, мол, потом догоним и добавим, а сейчас — вперёд, пока немцы не очухались. Командир корпуса приказал занять оборону.