Восхищение - [10]

Это сохраняло баланс компании и приносило каждому из нас неплохой доход.

Каждый отчет я составлял с невероятным удовольствием. Это вам не тыкать по кнопкам, придумывая отговорки или щедро рассыпая по тексту канцеляризмы. Тут надо знать, о чем пишешь. Хотя история с глазами оставалась за кадром, радужные оболочки с их бледным сияньем и капельками души стояли перед моим внутренним взором.

Катины глаза я тоже хорошо помнил. Даже когда поставил в отчете последнюю точку.

Через большое стекло мне было отлично видно нашу приемную. Из четырех менеджеров на месте только двое. Время обеда, все дела.

Входная дверь отворилась, вошла девушка в темных очках и пуховой куртке, в брюках, коричневых сапожках. Типичный молодежный стиль. На плече – коричневая же сумка, по привычной женской моде очень большая и явно неудобная. Светлые волосы спадают на лоб, на затылке собраны в хвостик…

…Я сообразил, что пялюсь на нее во все глаза.

Катя, Катя, Катерина, мать ее.

Те же лицо, волосы, прическа. Та же походка и одежда. Сумка эта…

Девушка огляделась (я похолодел, забыв, что со стороны приемной мое стекло – всего лишь большое зеркало), направилась к одному из менеджеров. Спросила у него что-то. Менеджер беззаботно кивнул в мою сторону.

Никогда не чувствовали себя загнанным зверем?

В затылке разлилась тяжелая тупая боль. Кончики пальцев задрожали. Я крепко сжал левой рукой карандаш, поднес его ко рту, погрыз тупой конец, заканчивающийся ластиком.

Если Катя сейчас войдет, я воткну ей этот карандаш в глаз. Прямо сквозь очки. А потом убегу. Буду бежать долго-долго, пока не умру. Есть ли другой выход?

Прошедшую ночь я провел в Катиной квартире, наслаждаясь сияньем ее мертвых глаз. Я все еще искал капельки души. Вглядывался. Рассматривал.

…Катя направилась в мою сторону…

Она не могла выжить. Я лично раскидал шесть мешков для мусора по разным свалкам города. А горчичные глаза теперь лежали в моей коллекции. Я прощался с ними, когда выходил сегодня из дома.

…Шаг, еще один. Катя прошла мимо, остановилась у двери Игоря Сергеича. Постучалась, зашла внутрь…

Выдох.

Всегда имеется разумное объяснение.

Я склонился над ноутбуком. Открыл Катину папку, пробежался по файлам. Поиск – дата – просмотр – Интернет – поиск – анализ.

Вариант первый – я перепутал клиента. Убрал кого-то не того, похожего. Какую-нибудь Катину подругу. Ну, предположим, подруга заскочила в гости, держала под рукой телефон с Катиным номером, носила ее вещи, и цвет глаз у них совпадал. Звали ее, например, Вера или что-то вроде того.

Вариант второй – Катя ожила. Бывает же так, что разделанные на множество частей люди оживают. Особенно в каких-нибудь фильмах ужасов. Я ухмыльнулся.

Вариант третий – у Кати есть сестра-близнец. Такая, которая не упоминается ни в одной анкете, ни в одной записи ЗАГСа, нигде и никогда не светилась на фотографии со своей сестрой, не упоминалась в телефонных разговорах, не имеет странички в «Фейсбуке» или блога в ЖЖ.

Честно говоря, по сравнению с первыми двумя вариантами этот показался правдоподобным. Я потер виски, пытаясь задавить тугую, глухую боль.

Как-то не сходилось.

Спустя несколько минут дверь кабинета Игоря Сергеича отворилась. Катя прошла по коридору, обратно в приемную, задержалась у менеджера, что-то спросила, кивнула и вышла.

Я рванул следом. Толкнул плечом дверь, вывалился на улицу, огляделся. Коричневые сапожки выделялись на белоснежном покрывале нечищеного зимнего тротуара. Катя подошла к автомобилю – ярко-красному «Рено-Сандеро», открыла дверцу.

Вдруг в голове мелькнула мысль: я не увидел ее глаз. Эта мысль зародилась и начала жечь, словно я прислонил палец к нагревающейся конфорке да все никак не хотел его убирать.

Какого цвета ее глаза? Что скрывается за темными очками? Что-то редкое, ценное и красивое? Может быть, там будут те же самые глаза, которые я видел вчера?

Может ли такое случиться?

Я бросился к своему автомобилю, перебежал через дорогу, срезая путь, запрыгнул в салон. Все это время я не сводил взгляда с Кати. Она села в авто, завела мотор.

У меня дрожали руки. Я глубоко вздохнул, стараясь справиться с волнением.

Кем бы там она ни была – Катей, ее двойником, призраком, черт бы его побрал, – я разберусь. Мне просто надо будет заглянуть в глаза.

Вообще говоря, я не собирался убивать людей. Мне хватало кошек. Может быть, я бы вообще подавил скрытое желание разглядывать чьи-то радужки, пытаясь откопать в них сакральный смысл бытия. Не знаю. Жизнь не повернуть вспять, а исправить какие-то поступки чрезвычайно сложно.

Я точно помню тот момент, когда совершил свой самый главный поступок: однажды ночью Пал Палыч пришел за моей мамой.

Как я уже говорил, мама тоже купила страховку и исправно платила взносы почти пять лет. Она попала под категорию «спринтеров», стала строчкой в отчете, пустым окошком для комментариев, которое следовало заполнить.

Пал Палыч в то время еще только начинал регулировать доходы компании таким вот способом, поэтому действовал самостоятельно.

Он, конечно, бог в продаже страховки, но убивал людей скверно. Я проснулся оттого, что в зале слышались возня, сопение, грохот передвигаемой мебели. Я вышел из спальни, прошел по темному коридору, который разрезало надвое прямоугольное пятно света из комнаты, и увидел Пал Палыча. Я хорошо знал его. Мы висели с ним бок о бок на многих плакатах вдоль Невского и Обводного, на Фонтанке и даже на здании Мариинского театра.