Восемь глав безумия. Проза. Дневники - [96]
Новая соц<иалистическая> вера и надежда (марксизм, «научный социализм») засмердели и разложились очень быстро. В так называемом «буржуазно-демократ<ическом>» строе о «широкой демократии» тоже хорошего ничего не скажешь. Ну, более сносно, более свободно жить для отдельного человека. А так, в общем, истрепанные лоскутки робеспьеровского голубого кафтана, истертые клочки жан-жаковского «Общ<ественного> договора». Вздор. Галиматья. Великий банкир Верхарна[144] молится: атомная бомба в деснице, евангелие в шуйце. Опостылевший, ошаблонившийся «изысканный» разврат или скучная семья, стакан молока за завтраком, огромные предприятия, огромная, холодная, не обжигающая, даже не согревающая власть. И — только.
В чем же спасение?
Христианство? Что ж. Многие бросаются в секты и религ<иозные> общества. Тоже одряхлело, тоже скомпрометировано и запятнано, не отчистишь, не исправишь. Логический вывод: гибель мира (всей планеты) или всех существующих культур и почти всего человечества. Два тысячелетия христианской цивилизации — достаточно.
Индусы и китайцы? Тоже дряхлы, судорожно хватаются за чуждые им европейские социал<истические> доктрины (возросшие на той же христианской почве). У этих древних народов нет снадобья для излечения мира.
Буддизм? Брахманизм? Конфуцианство? Священная корова и обезьяний бог Гануман[145]? Смешно. Очень почтенно, имело свои глубокие исторические основания, но смешно и тошно.
Гейне[146]
Написать обо всем этом повесть или нечто… Надоевшие определения: повесть, роман.
Из тех же телефонных деловых разговоров:
— Ну да! Родина «Красной шапочки»… Знаете, побольше познавательного материала…
Бедная «Красная Шапочка»! Бедные дети, к<отор>ых будут накачивать познавательным материалом на базе «Красной Шапочки» и «Бабы-Яги, костяной ноги».
В самых ужасных социальных условиях, в непроглядной тьме и мучениях, и вопреки всему этому находятся люди, обрастающие легким жирком. Вал. Гр.[147] с ее: «Хочется чистой, светлой лит<ерату>ры… Все так тяжело и еще читать что-то тяжелое — нет, нет». Жизнь далась Гр. не так-то легко. И вот все-таки жирком она обросла. Ценность имеют только люди с долголетним каторжным стажем, и то не все.
«Чистая, светлая литература»… Вранья хочется!
На днях около троллейбуса было много народу. Выходивший с передней площадки какой-то молодой человек замешкался. Тогда один из ожидающих схватил его, стащил со ступенек, отшвырнул в ближайшую кучку грязного снега. Сам вскочил в троллейбус и уехал. Отшвырнутый встал, отряхнул пальто, котелок и пошел по своим делам. Оба прилично одеты. Внешность студентов или служащих… Советские люди.
Темно-розовое небо по ночам, темно-розовое, даже когда нет огней… Зарево, только какое?
Кампания по реабилитации закончилась. Начинается кампания по изоляции.
«Меченые атомы».
26/I. Сволочи мы. Привыкли жить двойной жизнью.
Творчество для себя и про себя и похабнейшее вранье для печати. Многие так. У меня наверняка не выйдет. Даже моя лирика признана, видимо, чересчур из времен Блока — Белого.
И ведь живут же, черт возьми, «познав<ательный> материал» (Красная Шапочка и Баба-Яга), кукольный театр, лекции, какие-то идиотические чтения с докладами: «Крепостные таланты» (а для иллюстрации «Тупейный художник»[148].
К чему бы в эпоху созревшего социализма, готового принести коммун<истические> плоды, это вечное обыгрывание крепостного права? Ей-богу, старо, как дачный муж[149]. Креп<остное> право, в сущности говоря, — чистота и невинность, институтка с голубыми глазами, вообще — наивный примитив.
Неужели исход — только мировая катастрофа из тех, каких было, может быть, две-три за время существования человечества? Или — хуже? Что две-три? Христианство исподтишка подточило, затем победоносно свергло античность. Христианства хватило на 2000 лет. Социализм, несмотря на все научные разглагольствования и атеизм, — дитя христианства. И, как поздние дети, оказалось талантливым, но чахлым, — сгнило. Значит, христианству и производным капитализму и социализму — конец. Что же? Что? Где верование, которое влило бы свежие силы в одряхлевшее, <нрзб.>, впавшее в детство и вместе с тем развратное, циничное, несчастное, измученное, изолгавшееся человечество?
Матер<иальная> база…
Произв<одственные> отношения…
Произв<одительные> силы…
Идеолог<ическая> надстройка.
Чушь!
Быт. Комната, где я ночевала, занята каким-то юным идиотом, не могущим спать вместе с панашей, ибо у папаши было воспаление легких и он боится открытых окон, а юнцу нужен воздух… Вынуждена буду ночевать в комнате хозяйки с пятью кошками, прыгающими, урчащими, щерящимися, играющими и всюду сеющими отвратительные клочья шерсти и гнусно воняющими… Бедная моя астма… Только сегодня это будет или вообще? Сбежишь на улицу.
31/I.Ад для нас всех усиливается. Это-таки да — ад!
А мне советуют найти какой-либо «созидательный труд». А созид<ательным> трудом советчики именуют легкую работенку (болтологию какую-нибудь), могущую принести побольше жратвы. Но так «невозвышенно» выражаться нельзя. Созид<ательный> труд, т. е. родина «Красной Шапочки». (Я лично, пожалуй, выберу изыскания по части «Синей Бороды» и «Кота в сапогах» и вытекающий отсюда познават<ельный> матер<иал>.)
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Жизнь и творчество А. А. Барковой (1901–1976) — одна из самых трагических страниц русской литературы XX века. Более двадцати лет писательница провела в советских концлагерях. Но именно там были созданы ее лучшие произведения. В книге публикуется значительная часть, литературного наследия Барковой, недавно обнаруженного в гулаговском архиве. В нее вошли помимо стихотворений неизвестные повести, рассказ, дневниковая проза. Это первое научное издание произведений писательницы.
А. А. Баркова (1901–1976) начала свою литературную деятельность в первые годы революции в поэтическом объединении при ивановской газете «Рабочий край». Первый ее сборник стихов «Женщина» вышел в Петрограде в 1922 году. «Возвращение» — вторая поэтическая книга А. Барковой. Большой перерыв между этими изданиями объясняется прежде всего трагическими обстоятельствами жизни поэтессы. Более двадцати лет провела Баркова в сталинских лагерях.В сборник «Возвращение» входят стихи А. Барковой разных лет. Большинство из них публикуется впервые.
В первой части книги «Дедюхино» рассказывается о жителях Никольщины, одного из районов исчезнувшего в середине XX века рабочего поселка. Адресована широкому кругу читателей.
В последние годы почти все публикации, посвященные Максиму Горькому, касаются политических аспектов его биографии. Некоторые решения, принятые писателем в последние годы его жизни: поддержка сталинской культурной политики или оправдание лагерей, которые он считал местом исправления для преступников, – радикальным образом повлияли на оценку его творчества. Для того чтобы понять причины неоднозначных решений, принятых писателем в конце жизни, необходимо еще раз рассмотреть его политическую биографию – от первых революционных кружков и участия в революции 1905 года до создания Каприйской школы.
Книга «Школа штурмующих небо» — это документальный очерк о пятидесятилетнем пути Ейского военного училища. Ее страницы прежде всего посвящены младшему поколению воинов-авиаторов и всем тем, кто любит небо. В ней рассказывается о том, как военные летные кадры совершенствуют свое мастерство, готовятся с достоинством и честью защищать любимую Родину, завоевания Великого Октября.
Автор книги Герой Советского Союза, заслуженный мастер спорта СССР Евгений Николаевич Андреев рассказывает о рабочих буднях испытателей парашютов. Вместе с автором читатель «совершит» немало разнообразных прыжков с парашютом, не раз окажется в сложных ситуациях.
Из этой книги вы узнаете о главных событиях из жизни К. Э. Циолковского, о его юности и начале научной работы, о его преподавании в школе.
Со времен Макиавелли образ политика в сознании общества ассоциируется с лицемерием, жестокостью и беспринципностью в борьбе за власть и ее сохранение. Пример Вацлава Гавела доказывает, что авторитетным политиком способен быть человек иного типа – интеллектуал, проповедующий нравственное сопротивление злу и «жизнь в правде». Писатель и драматург, Гавел стал лидером бескровной революции, последним президентом Чехословакии и первым независимой Чехии. Следуя формуле своего героя «Нет жизни вне истории и истории вне жизни», Иван Беляев написал биографию Гавела, каждое событие в жизни которого вплетено в культурный и политический контекст всего XX столетия.