Восемь глав безумия. Проза. Дневники - [84]
Вы находите, что я нового ничего не говорю. Это все, мол, с Достоевского известно: старые перепевы. Слушайте, дорогие друзья: ничто не ново под луной — это пошлейшая низкая истина. Да ну вот я и толкую о старом, ибо оно меня жжет. Собственно говоря, все относительно, все есть и ничего нет, все истинно и все ложно. Что такое христианство? Кисло-сладкие романтики карамзинцы, и попы, и монахи скажут: отдать душу за други своя. Любить Бога больше всего и ближнего, как себя. Скажут и соврут. Я буду все согласно великой обоюдоострой логике выводить. Обожаю логику. Итак. Если вам придется когда-нибудь, ну хоть на Страшном Суде, например, э… э… разрешить такую задачку. Вот твой брат. Он грешил, грешил много, за эти грехи он пойдет в ад. Ну-ка ты, которому праведная жизнь подготовила райское блаженство, пойдешь ли ты за этого человека в ад, погубишь ли душу из любви к ближнему? Решай. Это, конечно, скажет Бог. Как ты выпутаешься тут? А? И как выпутается Бог? Если ты согласишься, то как будто ты падешь, но как будто и возвысишься. И если Бог это одобрит, значит христианство — величайшее самоутверждение, величайшая любовь к себе. Если же ты не согласишься и Бог это одобрит, то опять-таки, с одной стороны, ты свою душу сберег, и значит, опять эгоизм, самоутверждение, а с другой стороны — падение, ибо себя пожалел, низок оказался. Да. Все истинно и все ложно, и все, что угодно, я могу доказать, а убеждения — вздор. Ибо опять:
1. Человеку свойственны ошибки.
2. Убеждения — дети человеческого ума и опыта.
3. (вывод). Убеждения человека могут быть весьма и весьма ошибочны.
Вы скажете: ошибки можно исправить. Да ведь через сколько сокровищ, раздавленных вашими дурацкими убеждениями, вы придете к этому исправлению ошибок? Уф! Ненавижу убеждения! Люди с убеждениями — самые глупые, тупые и вислоухие… А с другой стороны, то, что я высказываю сейчас, — тоже убеждения. Ха! Ха! Ха!
Итак, мое главное убеждение: все истинно и все ложно. Долой убеждения! Мой девиз: да здравствуют софисты[64], Макиавелли[65], Цезарь Борджиа[66], и долой романтиков! Религия, значит, штука, которую можно по-разному повернуть (извините, что я назад оборотился). Как известно, Бог нам дал свободную волю, знал он, что мы ею злоупотребим, знал, что яблоко скушаем (чем соблазнил! сотворил людей любопытными, да и запретил: не ешьте с этого дерева, больно много узнаете. Ловкий Бог!). Знал, что наказать нас за это придется, что ему воплотиться будет нужно и за грехи наши нами же распятым быть.
Как презирает нас Отец-то. А? Мне, дескать, вы все равно что — тьфу! У меня своя цель! Я все знаю, знаю, что не грешить и не дерзить вы не можете, ибо любопытны (я вас такими создал) и за эти грехи и дерзновение вы будете мною наказаны, а потом я приду на землю и пострадаю за вас, сниму с вас проклятье, так что уж потом вы можете в рай попасть, хотя за грехи все-таки вы крупной монетой рассчитаетесь. И святые будут среди вас, только не своей «свободной волей», а моей благодатью…
Так позвольте, господин Бог, зачем Вы нам свободную волю дали? Мы бы с одной благодатью прожили. А то она только соблазн, да и Вы же ею в глаза тычете: я, мол, не насильник, я вам свободную волю дал. Во зло употребите — накажу, а в добро — награжу. Да ведь воля-то наша. Мы не хотим идти за Вами, и оставьте нас в покое. Наказывать-то к чему? «Не вашего ума это дело. У меня своя цель!»
Да какое нам дело до Вашей цели? Мы, может быть, к ней бы и не пошли, узнавши ее. Но с Богом разговоры плохи: сейчас окривеешь, ослепнешь, лишишься языка, будешь, как Навуходоносор[67], траву жрать…
Вы думаете, что я Христа не люблю и в будущую жизнь не верю? В том-то и дело, что Христа я люблю и в бессмертие верю, да не по мне все это: не благонамерен, не благонравен — по мне лучше с Мефистофелем беседовать, чем с ангелочком. Скучно и пресно в раю, господа, так, романтизм какой-то.
Что еще после религии? Да! Искусство, творчество, т. е. и любовь. Потолкуем сначала о любви, а творчество оставим. Я — сладострастник, говорю открыто, сладострастие дает тон всем моим духовным и физическим переживаниям. Но определим прежде всего это явление. Сладострастие? Что это за штука? Какие люди сладострастны? Грех оно или добродетель? Так называемый нормальный человек скажет: есть здоровое сладострастие молодости. Оно таково: «Ах! Супружество! Брак! Какое это великое установление! Деторождение — какое это священное право или обязанность! И как это прекрасно: соединить общественную деятельность с личным счастьем! Жить полной гармоничной жизнью социального существа и индивида!». И пошла белка прыгать в колесе. Затем этот же нормальный человек прибавит, морщась: «А есть другое. Знаете, болезненное, извращенное. О нем <не> стоит и говорить! Психопатия. Знаете: Вербицкая[68], Арцыбашев[69]. Особенно хороши психопаты Достоевского». О Вербицкой и Арцыбашеве я говорить не хочу. Они глупы, как тысяча ослов, и пошлы, как… не знаю что. Но достоевское сладострастие! О! Это, я вам скажу, вещичка очень недурная. И свойственна эта вещичка только необычайным, сверхъестественным людям. Все святые были сладострастники (за исключением, конечно, первых Афанасиев Великих
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Жизнь и творчество А. А. Барковой (1901–1976) — одна из самых трагических страниц русской литературы XX века. Более двадцати лет писательница провела в советских концлагерях. Но именно там были созданы ее лучшие произведения. В книге публикуется значительная часть, литературного наследия Барковой, недавно обнаруженного в гулаговском архиве. В нее вошли помимо стихотворений неизвестные повести, рассказ, дневниковая проза. Это первое научное издание произведений писательницы.
А. А. Баркова (1901–1976) начала свою литературную деятельность в первые годы революции в поэтическом объединении при ивановской газете «Рабочий край». Первый ее сборник стихов «Женщина» вышел в Петрограде в 1922 году. «Возвращение» — вторая поэтическая книга А. Барковой. Большой перерыв между этими изданиями объясняется прежде всего трагическими обстоятельствами жизни поэтессы. Более двадцати лет провела Баркова в сталинских лагерях.В сборник «Возвращение» входят стихи А. Барковой разных лет. Большинство из них публикуется впервые.
Франсиско Гойя-и-Лусьентес (1746–1828) — художник, чье имя неотделимо от бурной эпохи революционных потрясений, от надежд и разочарований его современников. Его биография, написанная известным искусствоведом Александром Якимовичем, включает в себя анекдоты, интермедии, научные гипотезы, субъективные догадки и другие попытки приблизиться к волнующим, пугающим и удивительным смыслам картин великого мастера живописи и графики. Читатель встретит здесь близких друзей Гойи, его единомышленников, антагонистов, почитателей и соперников.
Автобиография выдающегося немецкого философа Соломона Маймона (1753–1800) является поистине уникальным сочинением, которому, по общему мнению исследователей, нет равных в европейской мемуарной литературе второй половины XVIII в. Проделав самостоятельный путь из польского местечка до Берлина, от подающего великие надежды молодого талмудиста до философа, сподвижника Иоганна Фихте и Иммануила Канта, Маймон оставил, помимо большого философского наследия, удивительные воспоминания, которые не только стали важнейшим документом в изучении быта и нравов Польши и евреев Восточной Европы, но и являются без преувеличения гимном Просвещению и силе человеческого духа.Данной «Автобиографией» открывается книжная серия «Наследие Соломона Маймона», цель которой — ознакомление русскоязычных читателей с его творчеством.
Работа Вальтера Грундмана по-новому освещает личность Иисуса в связи с той религиозно-исторической обстановкой, в которой он действовал. Герхарт Эллерт в своей увлекательной книге, посвященной Пророку Аллаха Мухаммеду, позволяет читателю пережить судьбу этой великой личности, кардинально изменившей своим учением, исламом, Ближний и Средний Восток. Предназначена для широкого круга читателей.
Фамилия Чемберлен известна у нас почти всем благодаря популярному в 1920-е годы флешмобу «Наш ответ Чемберлену!», ставшему поговоркой (кому и за что требовался ответ, читатель узнает по ходу повествования). В книге речь идет о младшем из знаменитой династии Чемберленов — Невилле (1869–1940), которому удалось взойти на вершину власти Британской империи — стать премьер-министром. Именно этот Чемберлен, получивший прозвище «Джентльмен с зонтиком», трижды летал к Гитлеру в сентябре 1938 года и по сути убедил его подписать Мюнхенское соглашение, полагая при этом, что гарантирует «мир для нашего поколения».
Константин Петрович Победоносцев — один из самых влиятельных чиновников в российской истории. Наставник двух царей и автор многих высочайших манифестов четверть века определял церковную политику и преследовал инаковерие, авторитетно высказывался о методах воспитания и способах ведения войны, давал рекомендации по поддержанию курса рубля и композиции художественных произведений. Занимая высокие посты, он ненавидел бюрократическую систему. Победоносцев имел мрачную репутацию душителя свободы, при этом к нему шел поток обращений не только единомышленников, но и оппонентов, убежденных в его бескорыстности и беспристрастии.
Мемуары известного ученого, преподавателя Ленинградского университета, профессора, доктора химических наук Татьяны Алексеевны Фаворской (1890–1986) — живая летопись замечательной русской семьи, в которой отразились разные эпохи российской истории с конца XIX до середины XX века. Судьба семейства Фаворских неразрывно связана с историей Санкт-Петербургского университета. Центральной фигурой повествования является отец Т. А. Фаворской — знаменитый химик, академик, профессор Петербургского (Петроградского, Ленинградского) университета Алексей Евграфович Фаворский (1860–1945), вошедший в пантеон выдающихся русских ученых-химиков.