Восемь глав безумия. Проза. Дневники - [15]
— А вы их разоблачили бы, выступили бы. Чего же вы молчите?
Это мой коварный вопрос.
— На север нам не хочется что-то. Вы сами говорите, что климат там суровый. Разоблачил вон один рабочий, да и загремел в Архангельскую область. Ладно, еще хулиганство дали, а не 58-ю.
— В одиночку нельзя, ясно. А вы сорганизуйтесь, всех не отправят, времена немножко изменились.
— Боятся все… Напуганы мы очень. Пошушукаемся в углу да и рукой махнем: черт с ними!
— Самозванец нужен, — неожиданно высказалась моя квартирная хозяйка.
— Какой самозванец?
— А как раньше были: Гришка Отрепьев, Пугачев. Народ до того потерялся, что теперь пошел бы за самозванцем. Только бы тот объявил: я, мол, такой-то и такой-то, царского роду, уцелел случайно, спасли меня… А теперь я пришел свой народ спасать. И все бы за ним валом повалили. Я вам говорю!
— Хрен его знает, — это снова пожилой рабочий, — может, и повалили бы. При царе лучше жилось.
Вот так вывод. Каково это услышать после нескольких десятков лет социалистического строительства. Бред! Отечественная хмарь.
— А многопартийное правительство, как на Западе, не лучше ли было бы, не свободнее ли? — снова задаю я коварный вопрос.
Несколько голосов сразу ответило:
— Выборы эти! Опять дурака валять. За 40 лет опротивело к урнам с бумажками шляться. Без нас бы проводили этих кандидатов, а чего нас к этой лотерее тянут? «Демократия». Агитация да облигация! На хрен! Не умеем мы управлять…. Ну и пусть царь или черт какой управляет, только бы нам покой дали.
— Во всех странах демократия, и — ничего, живут.
— Ну, там народ, может, умнее. А нам не надо. Пусть управляют, как хотят, только бы нас не трогали, налогов бы поменьше да работа полегче.
— Да если вы сами прятаться будете, только кряхтеть да у себя дома правительство на хрен посылать, ничего хорошего из этого не получится, так и пропадете.
— Так и пропадем! — хором подтвердили мои собеседники. Только пожилой рабочий, берясь за картуз, хмуро пробормотал:
— Советчиков много. А вот кто бы взял и повел.
— Вы бы пошли, а потом снова на печку?
— А неужели на совещания да на собрания, планы да задания? — с иронией спросил рабочий. — На печку! Работаю, сколько могу. Заплати мне за работу и не трогай меня, дай мне у себя дома пожить. Я, вон, не видел, как у меня дети выросли. А выросли сукиными сынами.
— А на работе, небось, о планах толкуете? Перевыполняете? Одобряете и приветствуете?
— А как же? Куда все, туда и я. Стахановец… с туфтой, как и другие прочие… И долго все это не провалится, я вам говорю, — с ожесточением заключил рабочий. — Без пастуха мы не можем.
Придет пастух, махнет кнутом, ну, мы хвостами махнем — и пошли.
— Вот я и говорю, что самозванец нужен, — заключила моя квартирохозяйка, — нам без самозванца не обойтиться. (Она говорила «убойтиться», «управиться», «утработать», «утойти», зато слово «ирония» в письмах своих преображала в «эронию»; несмотря на это, женщина была неглупая.)
— Да что же хорошего в самозванце? Что он может дать? И разве пойдет рабочий за самозванцем? Ну, мужик, может быть.
— Мы самозванцам всегда верили. А сейчас вера нужна. В социализм народ уже веру потерял. И Гришку Отрепьева бояры доконали, а не народ. Знаю, почитывал. Чтобы не просто человек был, Петр Иваныч в очках, а чтобы на нем сиянье было, чтобы фамилии он был древней, царской всего лучше. И чтобы народ он повел за собой без всяких заседаний и постановлений.
— Ну, а дальше что?
— А дальше пусть крестьянин на своей земле работает, а рабочий в городе… Как раньше было.
— С помещиками? С капиталистами?
— Помещиков не надо, а капиталистам можно и в рыло дать. А сейчас кому дашь? Кругом эксплуатируют, а по морде съездить некого. Наше, дескать, государство, советское, народное. Советское оно советское, да только не народное.
Все стали молча и мрачно расходиться. Ни гу-гу!
— Сегодня будьте здесь. Услышите кое-что интересное.
Это Альфский. После нашего откровенного разговора прошло дней пять. Он лукаво улыбнулся и добавил:
— От вашего имени Зетов на днях сообщил лицу, пославшему вас, потрясающую ерунду… Вероятно, награду получите. Только, пожалуй, не успеете.
— А какую ерунду? Если со мной заговорят, я ничего не знаю.
— Обычную. О нашей связи с Америкой и английской разведкой, о сговоре насчет агитации и пропаганды, о диверсиях… Будут ловить якобы существующие документальные данные, а нас на время оставят в покое. Собственно, нам нужно выиграть два дня… Все уже готово.
— Как! Через два дня?
— Ну да. Куй железо, пока горячо. Вы укоряли нас, что организация наша не массовая.
Массовые организации возникают лишь после того, как дело сделано, они на готовом создаются. Массовое недовольство — вот что нужно для успеха нашего дела. А оно есть, пусть глухое, безмолвное, притаившееся. После удачного удара к нам примкнут и массы… терзать труп.
— Не слишком ли презрительно?
— Ну я не так выразился: добивать лежачего. Не забывайте, что лежачий еще может подняться… Вот тут и необходима общая поддержка. Вспомните, как в семнадцатом году красная гвардия и матросы буржуазию добивали. Работы очень тяжелой много было. Но сигнал был подан сверху, переворот был совершен путем заговора.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Жизнь и творчество А. А. Барковой (1901–1976) — одна из самых трагических страниц русской литературы XX века. Более двадцати лет писательница провела в советских концлагерях. Но именно там были созданы ее лучшие произведения. В книге публикуется значительная часть, литературного наследия Барковой, недавно обнаруженного в гулаговском архиве. В нее вошли помимо стихотворений неизвестные повести, рассказ, дневниковая проза. Это первое научное издание произведений писательницы.
А. А. Баркова (1901–1976) начала свою литературную деятельность в первые годы революции в поэтическом объединении при ивановской газете «Рабочий край». Первый ее сборник стихов «Женщина» вышел в Петрограде в 1922 году. «Возвращение» — вторая поэтическая книга А. Барковой. Большой перерыв между этими изданиями объясняется прежде всего трагическими обстоятельствами жизни поэтессы. Более двадцати лет провела Баркова в сталинских лагерях.В сборник «Возвращение» входят стихи А. Барковой разных лет. Большинство из них публикуется впервые.
Книга «Школа штурмующих небо» — это документальный очерк о пятидесятилетнем пути Ейского военного училища. Ее страницы прежде всего посвящены младшему поколению воинов-авиаторов и всем тем, кто любит небо. В ней рассказывается о том, как военные летные кадры совершенствуют свое мастерство, готовятся с достоинством и честью защищать любимую Родину, завоевания Великого Октября.
Емельян Пугачев заставил говорить о себе не только всю Россию, но и Европу и даже Северную Америку. Одни называли его самозванцем, авантюристом, иностранным шпионом, душегубом и развратником, другие считали народным заступником и правдоискателем, признавали законным «амператором» Петром Федоровичем. Каким образом простой донской казак смог создать многотысячную армию, противостоявшую регулярным царским войскам и бравшую укрепленные города? Была ли возможна победа пугачевцев? Как они предполагали обустроить Россию? Какая судьба в этом случае ждала Екатерину II? Откуда на теле предводителя бунтовщиков появились загадочные «царские знаки»? Кандидат исторических наук Евгений Трефилов отвечает на эти вопросы, часто устами самих героев книги, на основе документов реконструируя речи одного из самых выдающихся бунтарей в отечественной истории, его соратников и врагов.
Автор книги Герой Советского Союза, заслуженный мастер спорта СССР Евгений Николаевич Андреев рассказывает о рабочих буднях испытателей парашютов. Вместе с автором читатель «совершит» немало разнообразных прыжков с парашютом, не раз окажется в сложных ситуациях.
Из этой книги вы узнаете о главных событиях из жизни К. Э. Циолковского, о его юности и начале научной работы, о его преподавании в школе.
Со времен Макиавелли образ политика в сознании общества ассоциируется с лицемерием, жестокостью и беспринципностью в борьбе за власть и ее сохранение. Пример Вацлава Гавела доказывает, что авторитетным политиком способен быть человек иного типа – интеллектуал, проповедующий нравственное сопротивление злу и «жизнь в правде». Писатель и драматург, Гавел стал лидером бескровной революции, последним президентом Чехословакии и первым независимой Чехии. Следуя формуле своего героя «Нет жизни вне истории и истории вне жизни», Иван Беляев написал биографию Гавела, каждое событие в жизни которого вплетено в культурный и политический контекст всего XX столетия.
Автору этих воспоминаний пришлось многое пережить — ее отца, заместителя наркома пищевой промышленности, расстреляли в 1938-м, мать сослали, братья погибли на фронте… В 1978 году она встретилась с писателем Анатолием Рыбаковым. В книге рассказывается о том, как они вместе работали над его романами, как в течение 21 года издательства не решались опубликовать его «Детей Арбата», как приняли потом эту книгу во всем мире.