Восемь дней Мюллера - [18]

Если бы Мюллер жил в приличном районе, он бы много читал. Но в южной части порта читать нечего, здесь нет ни частных, ни общественных библиотек, да и не знает никто такого слова — библиотека. Здесь даже газеты не продают, не настолько много грамотных, чтобы оно окупалось. Фактически, грамоте здесь учились только капитаны, штурманы, мастера-корабелы да еще конторские писари. Говорят, есть места, где принято, чтобы грамоту разумели все мальчики без исключения, а кто не разумеет, тот дурак, но в порту такой традиции не было. Соседи Мюллера не подозревали, что он грамотен (и тем более не подозревали, что Ассоль тоже грамотна), и даже Алан Пекарь был уверен, что вышеупомянутую карту Мюллер перерисовал так, как богомазы перерисовывают иконы — тютелька в тютельку, не понимая сути изображенного. Если бы Мюллер догадался, он легко мог сделать карьеру герольда, читая вслух газеты, сборники анекдотов и рекламу. Такие профессиональные чтецы по местным меркам считались обеспеченными, а если бы герольдом стал ребенок, поглазеть на такое чудо сбежалась бы целая толпа, и ребенок заработал бы кучу денег. Но Мюллер до этого не догадался, и никто другой тоже не подсказал.

А теперь пришло время рассказать о ближайших соседях Барта, Ассоли и Мюллера. Выше уже говорилось, что Барт снимал не весь дом, а только одну комнату, а вторую комнату снимал надсмотрщик над рабами-грузчиками по имени Отис, с ним жил сын Пепе одного возраста с Мюллером, а жены у Отиса не было, потому что померла. Отис был пузат, неопрятен и имел привычку разговаривать громче, чем принято в обществе. Эта привычка обычна для надсмотрщиков, потому что черножопые рабы все тугоухие, это общеизвестно, нормальную речь понимают с трудом, а когда орешь, как бешеный верблюд — тогда понимают. В последнее время, кстати, среди пиратов распространилась мода ловить черножопых в заморских лесах, привозить в родной город и продавать на рынке города, из-за этого черножопых в Палеополисе развелось сверх всякой меры. Говорят, что ловить рабов — дело более прибыльное, чем грабить караваны, возить контрабанду или мыть золото на тайных приисках, но в масштабах государства рабство — это плохо. Потому что помещику и промышленнику черножопый раб обходится дешевле, чем свой брат голодранец, и выгоднее не нанимать рабочих, а покупать рабов. И когда рабов на рынке неограниченно, рабочих никто не нанимает, они страдают от безработицы и многим приходится подаваться в воры или пираты. А одна семья, говорят, даже вернулась из города в родное село к крестьянскому труду, но в это не верится, врут однозначно.

Однако вернемся к Отису. Лет ему было около сорока, был он толст и всегда выглядел помятым. Он говорил соседям, что десять лет провел на каторге гребцом на боевой триреме, но ему не верили, потому что на триремах нет особо выделенных гребцов, там служат гребцами те же люди, что воинами и матросами, трирема — такой корабль, что каждый на счету и каждому приходится осваивать по две-три профессии. Кроме того, выжить десять лет на гребной скамье — дело непростое, и те, кто его осилил, отличаются от нормальных людей не только шрамами от кандалов (Отис уверял, что их ему колдунья свела), но и кое-какими привычками, которых у Отиса не было. Во всем городе был только один человек, веривший байкам Отиса безоговорочно — его сын Пепе.

Пепе Отисон имел необычное прозвище Клювожор. Почему это прозвище к нему прилипло, никто не знал, да и не задумывался особо. Клювожор, значит, Клювожор, делов-то. Был Пепе среднего роста, но не пузат, как отец, а тощ, сутул и имел необычную походку, его ноги не до конца разгибались в коленях, поэтому ребята постарше сравнивали его с заморской обезьяной. Ровесники такого себе не позволяли — боялись огрести по зубам.

Несмотря на субтильное телосложение, в драке Пепе двигался быстро и точно, никого не боялся и оттого был первым драчуном на два квартала вокруг. Бывало, стоят два парня один напротив другого и переругиваются, а вокруг стоят друзья одного и друзья другого, и подзуживают обоих, и спорят на щелбаны, кто кому вломит. А бойцы уже перехотели драться, но отступать неприлично, скажут, что струсил, вот и вопят, и руками машут, но морды один другому не бьют. И вот откуда ни возьмись налетает Пепе, бьет каждого в пятак и начинает носиться вокруг, как комар, хрен поймаешь. А потом вдруг взрывается вихрем ударов, глядишь, один горе-боец пыль грызет в обмороке, а другой ревет белугой, а рука у него заломлена. А потом раз, и нет Пепе, убежал куда-то.

По характеру Пепе походил на сторожевого терьера из тех, что охраняют склады с заморскими пряностями. Ростом такая собачка не превосходит кошку, зубы имеет, как у обычной дворняги, а резвость в лапах такова, что, бывает, в погоне за кошкой взбирается на дерево по голому стволу, а потом боится слезть, сидит и гавкает, а дети смеются и кидаются в животное всяким дерьмом. Раньше на складах держали для охраны овчарок и мастифов, а потом кто-то заметил, что опытного вора с длинным ножом собаке по-любому не задержать, так что главная задача зубастого сторожа — не грызть, а гавкать, а для этого большая собака не нужна. Кроме того, маленькие терьеры меньше жрут, и от этого происходит дополнительная выгода. В итоге оказалось, что терьер против вооруженного человека получается даже сильнее мастифа, потому что в озверевшего терьера не попасть ни ногой, ни ножом, ни кистенем, хоть ты обдрыгайся, ему все равно, носится кругами, лает и покусывает. Короче, уже три года как на всех портовых складах в охране работают только терьеры, а больших собак держат в жилых дворах, случайных прохожих распугивать.