Восемь белых ночей - [129]

– Не будь я сейчас так зазомбирована, я попросила бы тебя приехать вместе с пальто, халатом и зимними сапогами – и больше ни с чем. Потому что я хочу тебя целиком – и ты, мистерамфибалентник, можешь принять это, как заблагорассудится, – из моих губ в твои.

Ни разу еще словам ее не удавалось так меня всколыхнуть. Казалось, она произнесла их мне в самое сердце, а потом они по радиоволнам долетели мне между ног.

Воцарившееся молчание сказало все остальное.

Мне не хотелось пока прощаться.

– Ты обо мне думаешь? – спросила она.

– Да.

А потом слова, которые пронзили до самых глубин:

– Можно, если хочешь.

Дожидаясь третьей чашки кофе, я повторил поступок тех, кто ходит с карманным календариком. Так я питал, не признаваясь, свою надежду, что, хотя ретроспектива Ромера и завершилась, будет еще ретроспектива Алена Рене, а потом – Феллини, концерты с исполнением квартетов Бетховена – долгие недели вечерних ритуалов, пока нам не надоест и мы не решим: а сегодня давай сделаем передышку.

Она позвонила, когда я завтракал. «Передумал?» – спросила она, и я сразу понял, что она в хорошем настроении. Вовсе нет, ответил я. Ее тут подвозят, чтобы кое-что прикупить к сегодняшнему вечеру у Ганса. Ничего, если мы встретимся попозже?

– Мы разве договаривались о встрече? – спросил я. Не придумал ничего поумнее?

– Да, конечно. Уже забыл, что ли? – спросила она с легким упреком, будто и не поняв, что я просто прикидываюсь, она же поэтому и рассмеялась. Но им сегодня правда не обойтись без ее помощи, сказала она, так что увидимся на вечеринке. Пауза. Я же не загремлю сегодня в реанимацию? Нет, не загремлю, Клара.

Около одиннадцати утра я решил позвонить своему другу Олафу. Застал его на работе. Он только что вернулся с Островов. Жуть, а не отпуск. Почему? Почему? Потому что она сука. Долго задерживаться на работе он не собирался, но и домой не хотелось. Может, я приеду, прогуляемся вместе, как оно и пристало двум хрычам, добавил он. «Да что у вас там не заладилось?» – спросил я, когда мы наконец встретились. «Мы не подходим друг другу», – заявил он, костяшками пальцев обеих рук, сжатых в кулаки, изображая шестеренки, которым никак не зацепиться друг за друга. Если по-честному, то она сука, а я козел.

Я не слушал. И прекрасно знал, что пытаюсь сделать. Увести его из его района, отправиться в другую часть города, случайно столкнуться с Кларой.

Хороший год выдался? – спросил я. Рано еще говорить, отвечал он с обычным своим сарказмом.

Он пообедать хочет? Только что перекусил, не голоден. Мы решили выпить кофе. Удивился, застав тебя на работе, заметил я. Рождество празднуют одни евреи. Евреи и доминиканцы. На него в очередной раз нашло.

По дороге мы решили зайти в Музей современного искусства, посидеть за кофе, поделиться последними новостями, но в вестибюле было не пробиться сквозь толпу туристов – куда ни глянь, сплошные человеческие тела. Человечество гребаное, начал было он. В Европе хоть бы в один музей зашли, но стоит им припереться сюда – и подавай им всю наличную культурку, да чтобы потом еще съездить в Чайнатаун за поддельными часами. Олаф и его брюзжание. Бывали времена, когда можно было вырваться из городской суеты и отдохнуть здесь с приятелем. А теперь полюбуйся – прямо монгольская орда. Мы протолкались через вестибюль и решили переместиться в ближайший «Старбакс». Но и там яблоку было негде упасть. Кончилось все местечком на верхнем этаже на Шестидесятой улице – все равно шумно, людно, богатенькие подростки, отпущенные на рождественские каникулы. Выйдя оттуда, мы сунулись еще в несколько мест на Шестидесятых и в итоге сели на Шестьдесят Седьмой в автобус. Я-то знал, почему отбраковывал одно место за другим. Она раз за разом от меня ускользала: короткая задержка – и вот мы опять разминулись. Ну а он почему устремляется дальше из каждого заведения? Объяснение одно: он тоже кого-то ищет, верно? «Познакомился с кем-то?» – спросил я наконец. Он не остановился, шагал дальше, глядя вперед, перед собой. «Ты откуда знаешь?» – «Так видно. Кто она?» Помимо собственной воли, Олаф все-таки напомнил мне, что он, пожалуй, мой самый лучший друг, – ответив на вопрос таким образом: «Ты это знаешь, потому что ты тоже с кем-то познакомился и проецируешь свои чувства на меня. Но, как ни странно, ты прав. Мы оба изголодались по любви».

В конце концов мы отыскали «Старбакс» на одной из Семидесятых улиц, высмотрели столик в углу, у окна. Я прихватил лишний стул от соседнего столика, Олаф отстоял очередь и заказал два кофе. Я слышал, как он переругивается с бариста: «Я сказал – средний, не большой и не самый большой, а средний, и правильно не “следующий гость”, а “следующий посетитель”. Я посетитель, не гость, ясно?» Подмывало попросить его взять еще пару булочек или плюшек, но потом я решил так далеко не загадывать, а кроме того, если мы с ней действительно столкнемся, пусть не думает, что я пытаюсь воспроизвести наш завтрак в машине. Потом противоположный инстинкт стал нашептывать, что, если я начну воспроизводить наш завтрак в машине, это повысит вероятность того, что мы с ней столкнемся. Звезды иногда такое устраивают. Разве не так я устроил нашу с Кларой случайную первую встречу в кино? Поскольку мы неподалеку от магазинов, куда она, скорее всего, пошла с кем-то еще за продуктами для вечеринки, вполне возможно, что вот именно здесь мы с ней и столкнемся. Несбыточная мечта, эпизод из фильма Ромера. А потом я подумал, что такие вот мысли с двойным дном и есть вмешательство в дела судьбы – они могут выйти боком и предотвратить нашу встречу. Я собирался подумать, как выбраться из этой двойной петли, и тут-то она и появилась – идет мимо «Старбакса» со своей подругой Орлой.