Ворожея - [59]

Та, что звалась Хельгой, была высокой и ладной. Фигура тонкая, изящная. Что у самой кошки, готовящейся к прыжку. Плечи не узкие и не широкие, вровень с бедрами, а талия - напротив, тонка. И нежная кожа платья, не тронутая морским ветром, лишь подчеркивает гибкость стана.

А вот ладони сильные, хоть и не широкие. С аккуратными полулуниями ногтей. Дар научился узнавать силу в ладонях по одним изгибам, а они говорили у островитянки сами за себя. И, как не верилось Дару в это, да только Хельга, знать, умела держать в руках увесистый меч. И управляться с ним могла не хуже мужчин.

Дар впервые видел такую женщину. Девы степи были тонки и изящны, или же, напротив, грубы и широки в плечах. Лесные - пригожие, обещающие сладкой спокусы, эта же...

Белые, словно лед, волосы до поясницы, заплетенные причудливо множеством кос, оттенялись ярко-синими очами. Черты лица сильные, но аккуратные. Тонкие даже. Губы малинового колеру. А вот подойти поцеловать не хочется. И не потому только, что ждет его другая. Отчего-то Дар отчетливо разумел: перед ним - дева-воин. Верно, за поцелуи дорого берет, коль не приглянется ей кто.

И красоты в ней хватало, и стати женской, а сила в воздухе витала предупрежденьем: коль осмелишься подойти, узнаешь, на что способна.

Изучив воина, пришедшего в избу, Хельга осторожно проговорила что-то Орму, отчего тот заспорил с ней. Бережно, не навязчиво, но довольно твердо. И в словах правителя Дару удалось разобрать имя брата.

Он дернулся в сторону женщины, но та предупреждающе подняла ладонь. И ему ничего не оставалось, как просить ее:

- Здебор был моим братом давно, много зим назад. Еще в Лесах, когда оба мы - дети рваные. Голодные. Он тогда... - Дар на миг замер, опустив глаза. И слова те дались ему нелегко: - спас меня. А я потерял его. И думал, что не сыщу. Вот только... уж не знаю, тот ли он, но позволь взглянуть. Клянусь, что уйду тут же, как окажется, что ошибся.

Женщина замерла, раздумывая, а Дар непонимающе уставился на Орма. Но островитянин не произносил ни слова, выражая Хельге почтение. Да продолжал покорно ждать ответа от хозяйки жилища. Словно бы говорил: я сделал все, что мог. Слово за нею.

А та изучающе глядела на степняка:

- Муж не любит лесного назвища, - вдруг произнесла она. - Не откликается на него. И Лесов уж не помнит. Здесь он Гест. Стало быть, Гость.

И женщина махнула рукой, уводя из избы Дара снова в глухой лес.

Деревья разом сгустились кругом них, а потом внезапно расступились, открыв глазам широкую поляну, на которой - резная ладья и вытесанные бревна, а еще...

Мужчина, что стоял к Дару спиной, был светловолос. Широкоплеч. С буграми мышц, что извивались подобно змеям на спине мощной. А вот кожа вся рубцами покрыта. Косыми, спешащими друг к другу. Сталкивающимися, ребристыми. И, знать, до мясистой алой ткани битым был...

Островитянин, почуяв чужаков, выпрямился. И волосы его, наподобие хельгиным, закрыли собою грубые шрамы десятком кос, что были связаны на макушке узлом диковинным. Перья птичьи разлетелись по спине, как и другие ценности, все больше костные. Каждый - символом, как понял Дар.

Тесак в руке замер, уронив на стылую землю последнюю тонкую стружку. И ту мгновенно подхватил ветер, что унес ее с собою, вглубь острова. А и верно: земля эта не любит делиться своим.

Островитянин обернулся, сощурив глаза. Пригляделся. И в чертах его Дар попытался увидеть Здебора. Похож? Степняк растерялся.

Тот, кого он помнил, был вдвое меньше. Худой, гнущийся под тяжестью тулупа широкого, с чужого плеча подаренного, да от голода, что скручивал живот детский. А вот глаза у брата были большими, с пол-лица. Но и это, верно, от жизни бедолажной. Островитянин же...

Лоб его высок и светел. И волосы, что собраны наверх, лишь подчеркивают ширину лица. А оно массивно. Скулы вразлет, лепные. И челюсть широкая, покрытая бородой густой. А глаза вот такие же, как и у того, мальцом запомнившегося. Серые...

Одежда на Гесте ладная, кожаная. Наподобие той, в которую одета его Хельга. Тонкая и прочная. И, стало быть, она защищает что от ветра морского, что от холода сизого. А может, и не она одна, потому как на острове этом и ворожба прижилась прочно - Дар чувствовал это нутром.

Хельга сделала первый шаг в сторону мужа. Ласково положила обе руки ему на плечи и нежно коснулась губами губ. Указала рукой на Дара. Произнесла что-то тихо. И островитянин насторожился. Выпрямился что дерево-игла, разогнулся. И недоверчиво спросил:

- Роговлад?

***

Крайя не находила себе места. Горевала. Выла утробно, растеряв что силу духа, что самого его, к жизни старую бабу привязавшего. А ведь не хотела она конца худого ни для Марки, ни для дитяти ееного. А вот те ж...

Руны забытые оставляла, думая, что все то лишь на пользу пойдет. И почто было знать ей, что они не просто укроют девку молодую от взгляда темного, но и сохранят кровь живую? И кровь та, связанная с родной душою, позовет ее, покличет? А там и за собой утянет?

Стало быть, это она виновата в смерти внучки, коль говорит перевертыш правду. И ведь хочется верить, что вранье все это. А вот не выходит.