Он знал, что Линсе понравится его комната. Таркл был молод и силен, а потому ничего не боялся, даже своих сомнительных соседей. А девушку должно успокоить то, что его комната находится на четвертом этаже. У него есть один расчудесный стул и еще один, не совсем чудесный, и два коврика, и кусок красивой деревянной панели на стене, и большое окно — со шторами, между прочим — и великолепный, широкий, плотно набитый тюфяк. А еще стол, и даже таз для умывания. Вся эта роскошь дополнялась бочонком из-под пива, который он когда-то стянул и разрубил пополам. Одна половина служила столиком для лампы, а вторая могла играть роль табурета, подставки для ног, да всего, чего хочешь! Одежду и кое-какие ценности Таркл держал в массивном тяжелом комоде, который стоял в дальнем углу.
— Ага, замок на месте, — провозгласил он. Линса хлопнула рукой, которой обнимала Таркла за талию, ему по спине и издала звук, похожий то ли на хихиканье, то ли на хмыканье, то ли на писк. Таркл мысленно поздравил себя с удачным вечером и снова порадовался, что ему удалось затащить ее сюда.
Он отомкнул замок, барским движением распахнул дверь настежь и широко махнул рукой, приглашая ее войти.
Линса шагнула в комнату, залитую лунным светом, и, задрожав, прижалась к Тарклу.
— Ну и сквозняк из окна! — сказала она. — Ты хоть бы шторы повесил, что ли.., эй! Это че такое, шутка? Или как?
Таркл уставился на свою собственную комнату. Желудок ухнул куда-то вниз, к горлу подкатил здоровенный ком, и, несмотря на сквозняк из распахнутого окна, на котором штор не было и в помине, его прошиб пот.
Комната была пуста.
Ни штор. Ни ковриков, ни половинок пивного бочонка. Ни стола, ни стульев. Ни тюфяка. Ни щепочки от чудесной деревянной панели. Лампа и тазик для умывания пропали тоже. И что самое невероятное, исчез комод. А ведь ему пришлось кланяться в ножки двум здоровякам, чтобы они помогли затащить широкий и тяжеленный комод наверх, в его комнату. И где тот комод?
Невероятно! Этого просто не может быть! Таркл пялился на пустую комнату, в которой не осталось ни единой пылинки. Комната казалась даже больше, чем была, — такая неприкрытая, жалкая и голая, просто сверкающая пустотой. Похоже, кто-то даже специально подмел пол!
Все, что осталось от былой роскоши, — это то, что было надето на нем, плюс кое-какая мелочь в кармане. На полулежала пара зимних гамаш, аккуратно размещенных так, чтобы носки указывали на дверной проем, где стоял сейчас Таркл. Штанины лежали порознь — гамаши были разрезаны пополам.
«Этого не может быть», — подумал Таркл. Колени у него подогнулись.
В задней комнате «Кабака Хитреца», кем бы ни был этот самый Хитрец, в узком кругу лиц шло тихое празднество. Джодира, жена Аадио, выслушав рассказ о похождениях своего супруга и его двоих приятелей, в восторг отнюдь не пришла. Время от времени она бормотала: «Дети, просто дети малые!» и бросала на мужа мрачные взоры. Остальным было указано, чтобы они поменьше поддавались дурному влиянию Ганса по прозвищу Шедоуспан. И все же она не могла удержаться от смеха вместе с трио ночных ворюг, которые и так и этак перемалывали события последней ночи.
— Мы чуть не померли под этакой тяжестью, — фыркнул Ахдио, хлопнул себя по брюху и потянулся за еще одной кружкой своего лучшего пива.
— Я же говорил, что тот комодище нужно было переносить сразу, как пришли, пока мы еще не устали! — проворчал Ганс.
Трод захихикал.
— Жаль, что ты не видела, — сказал Ахдио. — Эх, какая жалость, что ты не видела этого цирка!
— И слава богу. Зато наслушалась больше некуда! — парировала Джодира.
— Есть куда! — воскликнул Ахдио и снова захохотал. — Еще как есть!
— А мне хотелось бы посмотреть на толстую рожу этого придурка, — признался Трод, мечтательно уставившись в очередную кружку пива.
— Мы чуть дуба не дали, — повторил Ахдио, — пока волокли и выпихивали этот громадный комод через окно и затаскивали его на крышу! Они вдвоем толкали снизу, я слышал, как они кряхтели и ругались, а я вытягивал наверх, весь взмок. Ну, и конечно, тоже кряхтел и ругался, пока тащил эту дуру на веревке… Чертов комод будет побольше меня самого.
— Ты же мог надорваться, — заметила Джодира.
— И-эх, дорогая, твой муженек еще достаточно крепок, чтоб подсобить друзьям передвинуть мебель! — ответил Ахдиовизун, трясясь и перейдя к концу фразы на фальцет, сменившийся новым раскатом смеха.
Ахдио все хохотал и хохотал, содрогаясь всем телом, пока его бесхвостый кот Любимчик не ударился в бегство, одарив хозяина негодующим взглядом, отчего тот разошелся еще пуще, да так, что чуть не свалился со стула.
— Мне на ноги намазали липучего клея, — наконец сказал он. — Ганс взял его у Чолли. Так что по стене я забрался в один момент, почище этих верхолазов. — Он окинул лучезарным взглядом своего работника и своего друга, вора. — Иди сюда, Любимчик. Иди, я налью тебе рюмочку.
— А что, если кто-нибудь вас видел? — спросила Джодира.
— Кто-нибудь… А кто, по-твоему, мог нас увидеть?
— Ну, гулял кто-нибудь… — начала она. Ганс хмыкнул. Джодира запнулась и посмотрела в его сторону.
— Мы были в Низовье, — пояснил Трод. — Сидели на стене, над переулком. В Низовье никто и никогда не гуляет по переулкам, ни днем, ни ночью!
